– Ты сегодня какой-то бледный, Митя.
Ему удалось изобразить улыбку.
– Дело в освещении. Хрустальные люстры красивы, но от них исходит холод, как ото льда.
– Спасибо. Я уж подумала, что дело во мне и в моей холодности. Нет, я не ледышка.
– Ничего подобного я и не думал. Ваш огонь передается даже бриллиантам на ожерелье. Они сверкают ярче.
– Ты не пробовал говорить стихами?
– Сам я далек от поэзии, а чужими словами говорить не хочется. У хороших артистов редко получается декламировать хорошие стихи. И дело не в даровании. Стихи должны стать частью твоей души. Их надо соотнести с собой, тогда они потекут естественным ручейком.
– У тебя хороший вкус, приличное воспитание. Кем были твои родители?
– Мать – последняя ветвь князей Куракиных. Отец не знает своей родословной. Все его предки погибли во время сталинских репрессий. Выходцы из белого офицерства, рискнувшие остаться в России после революции. Об этом можно судить по старым фотографиям, оставшимся от прабабки. Бабушку по материнской линии спасла Надежда Крупская, жена Ленина. Она заведовала просвещением и очень ценила мою старушку.
– Кто такая Крупская, я знаю. Значит, ты у нас породистый жеребчик. Интеллигентных людей сейчас почти не осталось. Они не в моде. Их надо слушать, а сегодня все слушают только себя. Задатки у тебя неплохие. Из тебя можно слепить что-то нужное и полезное. Я попробую.
– Хотите сделать из меня подопытного кролика?
– Нет. Опытов я на тебе проводить не буду. Просто если я за что-то берусь, то у меня получается, так что за результаты я спокойна. Я хочу сделать из тебя своего мужа.
Дмитрий выронил бокал из рук, и он разбился сам и разбил тарелку, в которую упал.
Маша рассмеялась, выкрикнув: «К счастью!»
11.
Звонил прокурор по прямому телефону. Шкляров снял трубку:
– Слушаю вас, Геннадий Тарасыч.
– Вот что, Илья, сейчас к тебе заедет адвокат Мезенцева. Ты его знаешь?
– Наслышан об этой лисе, но не имел чести быть представленным.
– Он не лиса, а грамотный юрист. Выслушай его доводы и прими надлежащие меры. С делом он ознакомился в моем кабинете.
– С каким делом? – удивился Шкляров.
– Художника Кушнира. Вопрос очень деликатный. Кушнир был вхож в дом Мезенцевых, а теперь его обвиняют в убийстве. Такие пятна большим людям не нужны. К тому же Колодяжный прав по всем пунктам. Служба безопасности компании провела свое расследование. Там не лохи сидят, вроде наших, а профессионалы работают.
В дверь постучали.
– Кажется, он пришел, Геннадий Тарасыч.
– Короче, ты меня понял, Илья. Отбой.
Шкляров положил трубку и крикнул: «Входите!»
На пороге появился солидный мужчина.
– Здравствуйте. Меня зовут Валерий Леонидович Колодяжный, я адвокат семейства Мезенцевых.
– Да, пожалуйста, проходите, присаживайтесь. Чем могу служить?
– Вы меня извините, но мы были вынуждены вмешаться в ваше расследование. Речь идет о художнике Глебе Кушнире. Он бывал в нашем доме, и у нас о нем сложилось очень хорошее впечатление. Конечно, это не аргумент, но мы решили разобраться. Как я и думал, мы оказались правы и хотели поделиться с вами некоторыми выводами.
Такой деликатности Шкляров не ожидал. Адвокат вел себя слишком скромно и вроде даже стеснялся того, что лезет не в свои дела.
– Я с удовольствием выслушаю ваши доводы, господин Колодяжный. Задержание Кушнира мера вынужденная, временная. Мы не предъявляем ему обвинение, дело сложное.
– Тут я с вами спорить не стану, но Глеб к делу не имеет отношения. Он даже не свидетель.
– В его доме найдено орудие убийства.
– Пистолет «ТТ» – оружие киллеров. Вы можете ими вооружить всю милицию, так как киллеры всегда бросают их на месте преступления. Никто не убегает вместе с оружием. На пистолете нет никаких отпечатков. Убийца был в перчатках. Скажите, при задержании подозреваемого вы нашли у него перчатки?
– Нет.
– А в доме при обыске?
– Нет. Ничего, кроме летних вещей.
– Конечно. У него нет зимних, еще не заработал. Куда же делись перчатки?
– Мы их не нашли.
– Потому что не искали. Где задержали парня?
– Внизу на лестничной клетке.
– Правильно. Он даже на улицу не успел выбежать. Как же вам удалось так быстро приехать?
– Поступил звонок дежурному по городу, а наряд находился рядом.
– Честь вам и хвала. Мы проделали маленький эксперимент. Произвели выстрел в комнате, но внизу, на улице, он прозвучал, как удар по стене. Будто кто-то гвозди в стену забивает. Какой бдительный прохожий оказался. Только что мог делать человек поздним вечером в тупике, где не осталось жилых помещений? Откуда он шел, куда? За домами овраг, а дальше поле. Вам звонил убийца. Он должен был позвонить раньше Кушнира, с тем чтобы Глеба застали на месте. Это же очевидно, даже додумывать ничего не надо. Наши сыщики осмотрели все углы. Далеко ходить не пришлось.
Колодяжный вынул из портфеля целлофановый пакет, в котором лежал мобильный телефон, глушитель и шерстяные перчатки.
– Эти вещдоки лежали в урне возле подъезда. Кушнир их туда выбросить не мог, так как не успел даже выскочить на улицу. И это не подлог. Убийца позвонил в милицию, спускаясь по лестнице, а выйдя на улицу, все выбросил в урну. И это не моя фантазия. Номер этого сотового телефона соответствует номеру, зафиксированному милицией. Телефон краденый. Его отняли у школьницы три дня назад. В милицию звонил либо убийца, либо я, так как я принес телефон. Но у меня на тот вечер есть алиби. Но ведь не это главное. У Глеба нет мотива убивать свою невесту. То есть нет основания для следствия. Чтобы кого-то убить, надо достать оружие, а не устраивать в своей мастерской романтический ужин при свечах. И лучше не бежать куда-то сломя голову, а взвалить на плечи труп и отволочь его в овраг. Благо он рядом, и улицы пусты. И еще одна немаловажная деталь, уважаемый Илья Наумович, пересмотрите еще раз сделанные вами же фотографии. Глеб Кушнир близорук. Минус пять. Его очки лежат на столике возле кровати через четыре комнаты от места убийства. Как мог человек с таким зрением попасть девушке в переносицу с двухметрового расстояния. Или вы считаете его чемпионом мира по стрельбе среди слепых? Он стеснялся носить очки при Кате, но работать без них не мог.
– Да, я помню. Он не смог даже прочитать протокол.
– Извините, я могу еще долго болтать, но не хочу отвлекать вас от работы и себя тоже. Просто счел должным поставить вас в известность об итогах нашей работы. Вы и сами пришли бы к этим же выводам, но я сэкономил вам время. Разрешите откланяться.