— Гена будет на обеде?
— Нет. Ему подают отдельно.
— Тогда и мне там делать нечего. Я лучше посплю, а вы принесите мне обычных бутербродов и стакан сока.
— Как прикажете.
Они поднялись на второй этаж. Рита останавливалась у каждой картины, коими был увешан весь этаж, и задавала один и тот же вопрос:
— Это подлинник?
Из-за ее любопытства дорога до комнаты заняла слишком много времени.
Комнату она тоже тщательно изучила. Ее интересовало, как часто меняют белье, есть ли халаты, какой фирмы мыло и мягкость полотенец. Она вела себя так, будто заплатила за гостиничный номер бешеные деньги, а ее пытаются надуть на мелочах.
Сергей с трудом от нее избавился и помчался к хозяину с докладом.
— Ну и фрукт, — выдохнул он. — А как красиво начала, со слезами на глазах.
— Она же бухгалтер. Всему ведет счет. Но думаю, что здесь Рита умышленно перегибала палку. Ей хотелось получше разглядеть вас, Сережа, а не картины. Она пыталась определить, сколько вы стоите. Домоправитель, другими словами, мажордом, очень нужный человек. И она права. Начинать надо с вас, а меня можно оставить на закуску.
— Она даже не взглянула в мою сторону.
— Такие люди видят боковым зрением, — улыбнулся Гортинский. — И даже на затылке у нее есть глаза. — Он выглянул в окно: — Ну вот и Лиза возвращается из магазина. Кажется, она с трудом тащит пакеты.
— С барахлишком, — добавил Сергей. — Лиза пользуется периферийным жаргончиком.
— Ее это не портит. Она всю жизнь провела в Сочи. А это курорт с разношерстной публикой. В советские времена в Сочи ездили торгаши и маникюрши, а сейчас криминальные авторитеты и барыги.
— На горизонте появилась еще одна машина. Они будто сговорились, — покачал головой Сергей.
— Неужели мой план сработал? Это говорит лишь о том, что за последние тридцать лет мир не изменился. Те же страсти, те же принципы, и все ради одной цели.
— Говорят, что не все продается. Есть любовь, порядочность, честь…
— Так еще говорят? — удивился Гортинский.
Сергей тяжело вздохнул.
— Очень хорошо, что женщины еще не столкнулись друг с другом. Лиза пошла мерить обновки, Рита улеглась спать и на обед не придет. Просила принести ей бутерброды.
— Леди Энсли бутербродами не отделается. Надо же, прикатила из Лондона. И не поленилась.
— С настоящей леди я еще не встречался. Боюсь рот открывать.
— Думаю, тебе не придется его открывать. Иди, встречай вдову лорда.
Женщин оказалось две: одна вся расфуфыренная, словно сошла с обложки журнала мод, вторая совсем невзрачная, в строгом костюме, несмотря на жару.
Выйдя из машины, Алиса дала шоферу стодолларовую купюру, а потом вытащила из сумочки скрученные в трубочку и перетянутые резинкой однодолларовые купюры и выдернула одну из них.
— Это на чай. Я жадная. Больше доллара не даю. Вещи к подъезду. — Посмотрев на дом, она вздохнула: — Боже, в каком убожестве он живет.
Таня, не выпуская из рук медицинский саквояж, пошла следом за светской дамой. Бедный шофер начал выгружать бесчисленное число чемоданов из дорогой рыжей кожи с золотыми бляшками.
Сергей открыл дверь, но даже не успел поздороваться. Знатная леди рванулась вперед, но тут же споткнулась о порожек и растянулась на полу. Широкий подол легкого платья улетел еще дальше и накрыл упавшей голову. Тут Сергей сумел оценить ее бесподобную фигуру и кружевные трусики.
Он и подруга Алисы бросились ее поднимать.
— Сама встану! Чертова халупа! Выстроил себе курятник. — Алиса поднялась и глянула на секретаря: — Ну что уставился? Веди нас в подготовленный насест. Нам нужно две комнаты.
— Они смежные. Других нет.
— Плевать! Я не в Париж ехала и многого от Гены не ждала. Я займу дальнюю комнату, а моя компаньонка ту, что у двери. Не забудь про мои вещи. Как тебя кличут, невежда?
— Сергеем.
— В смокинге ты смотришься как обезьяна в цилиндре. Люди должны носить вещи, которые не чувствуют на себе, а ты, как водолаз в скафандре, толком повернуться не можешь. И где Гена тебя раскопал?
Секретарь направился к лестнице.
— Эй, Серж, ты решил, что я пойду пешком?
— Не обязательно. Есть лифт.
На второй этаж они поднялись на лифте. Сергей тут же вызвал горничную и попросил привести смежные комнаты в порядок. Никто не ждал Алису с сопровождением, хотя могли догадаться, что такие дамы без личных слуг не обходятся. Хорошо еще, не прихватила с собой десяток телохранителей.
— Мы не могли найти кеб. Не страна, а помойка, — ворчала красавица, осматривая номер.
— Кеб? — переспросил Сергей.
— Такси. Кошмарные убогие колымаги, а все шофера арабы, не знающие ни города, ни уж тем более пригорода.
— Официальных такси практически не существует. Рынок перевозок захвачен кавказцами и азиатами. А арабов у нас нет. Их в Европе хватает.
— Это же ужасно.
— Все уже позади. Вы же в итоге нашли приличную машину.
— За сто долларов можно до Луны долететь. Гена спит?
— Вы точно угадали.
— Я не гадалка. Старый черт решил прикинуться больным и жалким. Хочет вышибить из меня слезу. Черта с два. Гортинский не из тех, кто умирает в постели. Смерть застанет его на бабе или во время велосипедных гонок. Он мужик до мозга костей. В его притворство я не поверю.
— Умрет на женщине?
— А вы думаете, он не перетрахал всех горничных? Тогда вы его не знаете. Женщины для него всегда были снотворным. Он принимал их по одной перед сном. Я же пью кучу таблеток. Тоже мучаюсь бессонницей.
У Алисы был удивительный слух. Она услышала очень слабое шуршание. Оглянулась, подошла к картине, висевшей на стене и дернула ее на себя. Дверца открылась. На серебряном подносе стояла плоская бутылка знаменитого виски «Полуночное кружево», хрустальный стакан и пиала, наполненная маслинами, с серебряной ложечкой.
Алиса сняла поднос и, закрыв дверцу, сказала:
— Значит, умирающий спит? Как я понимаю, его убежище находится над нами?
Секретарь кивнул.
— Отлично. Мне самое время выпить и немного расслабиться, а Гена себе еще закажет. Ты свободен, Серж.
— Обед в четыре часа.
— Мы прихватили еду из ресторана, в котором завтракали. Там сносная кухня. А за вашу я не ручаюсь. Когда местный олигарх перестанет кривляться и пожелает меня увидеть, дай знать.
— Хорошо. Как прикажете.
Сергей то и дело переглядывался с рыжей спутницей Алисы. Она ему понравилась, особенно глаза необычного цвета морской волны. Да и статус у них был одинаковый — прислуга. Женщина чувствовала себя неуютно, будто стыдилась поведения своей патронессы.