1612. «Вставайте, люди Русские!» - читать онлайн книгу. Автор: Ирина Измайлова cтр.№ 60

Сверху это, наверное, выглядело просто невероятно: на всаднике был красный плащ, шерсть и грива коня в ярком полуденном солнце казались почти алыми, в полете человек и конь слились воедино, и казалось, будто вдоль стены летит сполох невиданного огня.

Скорость, с которой мчался Фоэр, могла поразить и самого опытного наездника. Даже воины входившей в его полк татарской сотни, провожая глазами своего командира, способности которого уже неплохо знали, замотали головами в лисьих шапках и наперебой завопили:

— Ай, шайтан! Шайтан скачет, не человек! Человек не может так быстро!

Между тем, до смотревших сверху поляков вдруг дошло, куда и зачем мчится этот невиданный всадник. И тогда засада выдала свое присутствие, затрещав десятками выстрелов из пищалей, осыпав тропу сотнями стрел. Однако они все попадали в пустоту: там, куда метили стрелявшие каждый раз уже не оказывалось коня и всадника! Казалось, гнать быстрее было уже за пределами возможного, но рыжий Фоэр еще ускорил свой полет. Штрайзель уже не сидел в седле, а стоял на нем коленями, согнувшись, почти распластавшись на шее коня, чтобы совсем не подставлять себя встречному ветру. Он слышал хлопки выстрелов и свист падавших за его спиной стрел, но это лишь добавляло ему спокойствия: когда смерть была совсем рядом, вплотную, кругом, Хельмут становился невозмутим и действовал безошибочно. К тому же, на этот раз его гибель могла слишком дорого обойтись, и он знал, что не погибнет. По крайней мере, пока не доберется до войска князя Пожарского.

«И вообще, — подумал он, — смешно погибать, когда наконец-то меня есть, кому ждать! А интересно, что для меня сейчас важнее: то, что меня, можно сказать, ждет целое войско, или то, что ждет она? Интересно, насколько же я дурак?»

Что-то звонко чиркнуло по его шлему, не больно, но жарко скользнуло по левому колену.

«Ого! Достали! Значит, приценились к моей скорости! Ну же, Фоэр, дружочек! Еще скорее!»

И он крепче сжал и чуть резче дернул поводья. Конь понял его и сделал то, чего, казалось, уже нельзя было сделать: еще ускорил бег.

В первые мгновения Михаил тоже завороженно наблюдал за этой отчаянно скачкой, но почти сразу опомнился — у него оставалось слишком мало времени.

— Войско, вперед! — прогремел он, взмахнув заранее вынутым из ножен мечом.

Конница рванулась вперед и, хотя они мчались, наверное, раз в пять медленнее Хельмута, однако успели достичь Серпуховских ворот прежде, чем оттуда, с ревом и свистом выметнулись им навстречу три-четыре конных хоругви, ощетиненных копьями, сверкающих латами ляхов. То был определенно не отряд изнуренного голодом московского гарнизона — то были свежие, новенькие сотни гетмана Ходкевича, действительно проникшие этой ночью в Кремль, под покровом темноты, пользуясь кипевшей за Москвой-рекой яростной битвой, а, возможно, и приведенные сюда каким-то тайным предателем из числа москвичей, либо из тех же казаков Трубецкого. Судя по одежде и вооружению, засадный полк состоял из польских гайдуков, опытных и сильных вояк, одинаково опасных в конном и в пешем бою.

И, тем не менее, ожидавшие нападения, подготовившиеся к нему поляки, упустили время. Они рассчитывали сшибиться с отрядом ополченцев прямо перед воротами и вовлечь их в бой, поджидая, покуда сзади нападут скакавшие им на подмогу украинцы. Но русские ринулись в битву так скоро, с такой бешеной решимостью, что их передовая сотня миновала неосмотрительно раскрытые врагами ворота прежде, чем из них показался польский отряд.

— За мной! Сергиев! Сергиев! — во всю силу закричал Шейн, и первый же взмах его меча метнул по воздуху чей-то сверкающий железом шлем с трепыхавшимися на нем синими перьями, а о том, что в шлеме оставалась еще и голова, напомнили лишь густые красные брызги, запятнавшие гриву коня воеводы. — Гони их внутрь! Запирай ворота!

Михаил рубился в самой гуще сечи, мгновенно заполнившей просторную городскую площадь. Он видел, что ляхи не чаяли от него такой стремительности, что ждали скорее отступления русских, заметивших неладное и потому пославших гонца навстречу полкам Пожарского. Наконец, они едва ли понимали, насколько мощной будет атака.

И все же необходимо было настоящее чудо, чтобы успеть оттеснить засадный полк от ворот и запереться внутри Кремля до того, как подоспеет венгерский полк. Конечно, украинцы, скорее всего, заложат петарду и взорвут ворота, но это, в сущности, хорошо — потом это очистит путь войску князя Дмитрия. А пройти через ворота пускай попробуют, если за ними сложить заслон из бревен и мешков, да как следует укрепиться. Да, воеводе Шейну придется выдержать долгую битву, потому что если они не устоят, то в приготовленные врагом «клещи» попадет уже войско Пожарского.

Воевода сражался, успевая при этом руководить боем, видя все, что происходило вокруг него, в воротах и за воротами, где тоже еще кипела битва. При этом мысленно он пытался представить себе, где сейчас Хельмут, много ли одолел он опасного пути? Михаил надеялся, что со стен в его друга уж никак не попадут — тот действительно мчался слишком быстро. Но ведь ему предстояло еще пересечь путь хохлятской коннице, пронестись, можно сказать, у них перед носом, да еще на совершенно открытой местности… Хорошо, если они сразу не поймут, что за одинокий всадник мчится им навстречу, и не начнут стрелять прежде, чем Штрайзель поскачет прочь.

Об этом не нужно было думать, это могло помешать драться, однако Шейн не находил в себе сил совсем прогнать эти мысли. Более того, у него родилась мысль и вовсе глупая: «Ведь, не приведи Господи, убьют его, и что я тогда матушке скажу? Она ж меня не простит!»

Отбиваясь разом от трех или четырех насевших на него ляхов, Михаил не успел увидеть, как захлопнулись ворота. Он обернулся на торжествующий рев своих ратников — те уже закладывали окованные железом засовы в мощные скобы.

— Вот вам! Возьмите нас теперь! — кричали ополченцы.

«Теперь только бы гарнизон не пришел на помощь засадному полку!» — не без тревоги подумал воевода. — Они, само собой, теперь уж не те бойцы, однако их около трех тысяч, а нас и семи сотен нет. И еды им наверняка привезли этой ночью!».

Гайдуков, теперь это стало очевидно, проникло в Кремль не так уж много — их было примерно столько же, сколько и кавалеристов Шейна и Штрайзеля — шестьсот или семьсот сабель. Другое дело, что им не пришлось накануне выдержать тяжелой ночной сечи, да и боевая выучка у них была самая отменная. Однако конные сотни Михайлы Стрельца и Хельмута Шнелля тоже не зря провели несколько месяцев в Ярославле, ежедневно обучаясь искусству боя. А главное, они дрались в стенах Московского Кремля, ради освобождения которого пришли сюда из далекого Нижнего Новгорода, который многие из них видели впервые, но для всех их он был своим — здесь они почувствовали себя дома, тогда как поляки всей кожей ощущали окружившую их со всех сторон ненависть.

Спустя полчаса стало ясно, что нижегородцы берут верх над противником. Гайдуки были бы, наверное, рады убраться за пределы Кремля и поскорее вернуться в лагерь гетмана, но прорваться через Серпуховские ворота, теперь уже не только закрытые, но и заваленные наспех собранными окрест бревнами и досками, нечего было и думать. Нескольким ляхам удалось вырубиться из плотного кольца ополченцев и исчезнуть среди затянутых дымом улиц. Может быть, они рассчитывали добраться до каких-то других ворот, покуда подступы к ним еще не заняли полки Пожарского, а возможно надеялись запереться в окруженных стражей кремлевских палатах, где засела часть гарнизона. Именно сюда они привезли ночью четыре обоза с продовольствием.