Когда Настя, воровато ерзая, зашептала что-то в трубку, ему сразу стало скучно, неинтересно, а попытки разобраться с оплатой труда показались откровенно глупыми и наивными, недостойными зрелого мужчины, занимающего вполне солидную должность.
Саморукова к этому моменту куда-то исчезла, а он даже не заметил.
Он все перестал замечать, когда Настя зашептала в трубку.
Нужно поскорее о ней забыть. Какое ему до нее дело? Ему Ларисы хватает.
Через несколько минут он знал, как Саморукова делит деньги внутри отдела. Проще простого: восемьдесят процентов суммы себе, а остальное приблизительно поровну между всеми. Секретарю и табельщице чуть поменьше, проектировщикам чуть побольше.
Вместо премирования разработчиков она занимается неподотчетным пополнением собственного бюджета. Просто и незатейливо.
Как же она стала начальником отдела?
Он примерно представлял, как. Как Лариса. Та пробивалась локтями, ногтями и зубами.
Нет, расплачиваться собственным телом Ларисе никогда не приходилось, боже упаси. Да она и не стала бы. Впрочем, в этом он не уверен.
Первую свою руководящую должность Лариса получила вполне заслуженно и не очень красиво.
Она была тогда рядовым сотрудником в фирме, названия которой Ракитин не помнил: Интер-чего-то-там. Начальницей у нее была дама предпенсионного возраста, быстро с Ларисой сдружившаяся. Дама водила Ларису на совещания в министерство, знакомила с нужными людьми и радовалась способной, умной и ответственной помощнице.
Примерно через полгода в фирме наметилась очередная реорганизация, при которой даме предполагалось дать должность начальника департамента, а Ларисе – ее место начальника отдела. К тому времени возраст начал брать свое, дама частенько уходила на больничный, а молодая и здоровая Лариса с ее обязанностями справлялась отлично. А самое главное, что все, кому надо, – то есть начальство – это прекрасно знали, тут уж Лариса постаралась.
Ракитин тогда не понял, почему Ларисе казалось таким важным обойти начальницу, он и сейчас этого не понимал, но цели своей его подруга достигла. Не постеснялась пойти к директору, пригрозила уволиться, напомнила, как часто дама бывает на больничном, и выбила заветную должность начальника департамента.
Она долго хохотала, забравшись с ногами на ракитинский диван, и подробно описывала, как онемела дама, узнав, что Лариса отныне является ее непосредственным начальником.
– Лар, – робко сказал тогда Ракитин, – но ведь это… не очень порядочно, что ли.
– Непорядочно? – удивилась подруга, ничуть не обидевшись. – Это еще почему? Я свое дело знаю. И должности соответствую. Что же, мне теперь всю жизнь за ее спиной маячить? Не-ет, Денис, я так не хочу. Я хочу выбиться в жизни, понимаешь? И выбьюсь.
Она и выбилась. Она стала самой успешной из всего их школьного выпуска. А ведь училась так себе, средненько.
Ракитин встал, подошел к окну и уставился на проезжающие внизу машины.
Настя разговаривала с мужчиной, никаких сомнений.
«Забыть, – приказал себе Ракитин. – Ей нет до меня дела, а мне до нее».
Она шептала в трубку и слегка потряхивала головой, и волосы, сколотые сзади, лениво колыхались, и ему очень хотелось до них дотронуться.
Нужно работать. Ракитин еще немного постоял, вернулся к столу и набрал номер, который помнил наизусть.
– Да, Денис Геннадьевич, – услышал он злой голос. У Саморуковой был определитель, и она знала, кто ей звонит.
– Татьяна Юрьевна, – произнес он в трубку, – подготовьте мне объяснение по поводу распределения денег. Коротко. Какой вклад в проекты внес каждый человек и насколько вознаграждение соответствует этому вкладу.
– Хорошо, – согласилась она.
Это было объявление войны, и оба они это знали.
К середине дня Лариса поняла, что не может сосредоточиться на работе. Это ее удивило: работа в ряду жизненных ценностей всегда стояла для нее на первом месте. Нет, не на первом, если быть уж совсем честной, на втором, потому что на первом месте всегда был Денис Ракитин.
Они учились в шестом классе, когда, выбежав из школы после занятий, Лариса с подругами нашла совсем маленького, неизвестно откуда взявшегося котенка. Стоял апрель, только недавно сошел снег, на мокрой голой земле школьного двора котенку было холодно, он пищал так жалобно, что Лариса чуть не расплакалась.
– Нужно его покормить, – деловито распорядилась Наташка Зайцева. – Давайте молока купим и нальем ему во что-нибудь.
Лариса сунула тощенькое невесомое тельце себе под куртку и, поглаживая крошечную пушистую головку, чувствовала себя абсолютно несчастной. Взять котенка домой мама не разрешит ни в коем случае, в этом Лариса не сомневалась. Мама даже к ближайшей подруге тете Римме старалась не ходить в гости, потому что у той жил кот, которому дозволялось все, в том числе и залезать на обеденный стол. Мама была чистюлей и, приходя от тети Риммы, подолгу вспоминала, как ей кусок не лез в горло, и ругала ее кота, а заодно и его хозяйку, целующую кота в нос, а потом спокойно продолжающую есть торт. Мама котенка взять не разрешит, а оставить его на холодной земле Лариса не могла.
– Ты что, Шелехова! – закричала Наташка. – Не трогай! У него лишай может быть!
Лариса хотела сказать, что у самой Зайцевой лишай, но не успела, потому что вышедшие из школы мальчишки с любопытством остановились около их маленькой группы. Впрочем, любопытство их оказалось недолгим, а Денис Ракитин, поправив на плече ранец, протянул руку и тоже погладил пытающегося вылезти из Ларисиной куртки котенка.
– Домой возьмешь? – поинтересовался он.
– Нет, – покачала головой она, – мне его взять не разрешат.
Ракитин потоптался, повертел головой, опять поправил ранец и решительно велел:
– Пойдем к метро.
– Зачем? – не поняла Лариса.
– Попробуем его отдать кому-нибудь.
– Делать вам нечего! – фыркнула Зайцева.
– Пойдем, пойдем, – поторопил Денис, потянув Ларису за рукав. Поднял с асфальта ее ранец, который она пристроила на более-менее сухое место, и снова потянул ее за куртку.
Ракитин был почти на голову ниже Ларисы. Тогда почти все мальчишки были ниже ее, и идти рядом с маленьким Денисом она стеснялась. Но только первые пять минут, а может быть, и еще меньше. Потому что потом Лариса перестала стесняться и только боялась, что ему надоест возиться с ней и с котенком, и он уйдет, и она опять станет самой несчастной на свете.
Котенка они пристроили часа через полтора. Отдали какой-то тетке, долго и ласково на них смотревшей. На них многие смотрели ласково, качали головами, гладили тихо попискивающего котишку, и Ларисе казалось, что это никогда не кончится, но страшно ей не было. Она уже понимала, что Денис что-нибудь придумает.