Две линии судьбы. Когда остановится сердце - читать онлайн книгу. Автор: Анна Данилова cтр.№ 40

— Да я тоже думала об этом. Не уверена, что все это окажется в местном музее. И вообще, куда попадает в подобных случаях имущество умерших граждан? И что вообще это означает — «отошло государству»? Вернее, все как бы понятно — если отходит государству, значит, это имущество, но не простое, разумеется, а представляющее собой настоящие произведения искусства, или просто ценности, и все должно быть описано, где-то зарегистрировано и отправлено в золотой фонд или в музей. Но разве та же Валентина когда-нибудь узнает, что сталось с этими вещами? Думаю, это будет решать какой-нибудь чиновник.

— Вот этого-то наша Валентина и боится. Поэтому-то она и сбежала из больницы, чтобы не разграбили, не унесли сокровища. Я тут подумала, Лиза, что мы должны помочь ей. Я лично понимаю ее желание отказаться от наследства. Она боится, это естественно. Но, с другой стороны, Соня оставила после себя не только эти драгоценности, но и реальный бизнес — два ювелирных магазина. Вот я и подумала, что, может, Валентине все же не стоит отказываться от наследства? Она может принять его в положенный срок, но оставить себе квартиру, бизнес и деньги, а все ценные старинные ювелирные вещи передать в музей. И тогда уж точно никто не заподозрит ее в убийстве племянницы.

Так, беседуя, они выехали из Масловки и помчались по направлению к городу — им предстояло встретиться с Андреем Быстровым и его возлюбленной, Верой Клец.

Вера ждала прихода следователя и так нервничала, что у нее, как ей казалось, дрожало все тело. На улице прошел дождь, в комнату через распахнутое окно лился теплый, хоть и влажный, воздух. Крепко пахло тополиной листвой и прибитой дождем пылью.

Вера сидела в комнате за столом, перед остывшей чашкой кофе, и думала, как ей себя вести, что отвечать, если следователь начнет задавать ей сложные вопросы. Андрей был на работе, она звонила ему, предупредила, что и к нему в офис могут пожаловать из прокуратуры, чтобы он тоже был готов. Хотя как можно подготовиться к тому, чего не знаешь?

Она могла только предполагать, что речь пойдет о смерти Сони Козельской.

Позвонив отцу, она попросила его приехать, поддержать ее, потому что она боялась сказать что-то лишнее, да и вообще визит следователя прокуратуры представлялся ей мероприятием опасным, полным ловушек. Но отец сказал, что у него совещание, он освободится лишь часа через полтора, если не позднее.

— Не паникуй, Вера, — сказал он ей ободряюще. — Подумаешь, следователь прокуратуры! Он такой же человек, как и мы. Думаю, он просто хочет поговорить с тобой, поскольку ты была знакома с ней.

— Па, да когда это мы с ней успели бы познакомиться?! Я с ней незнакома!!! Я собираюсь выйти замуж за Андрея, это он был ее женихом, но я к этой истории не имею никакого отношения, понимаешь? И я не знаю, о чем со мной вообще можно беседовать!

— Говорю же, успокойся. Чем больше ты будешь дергаться, тем больше лишнего наговоришь. Она умерла, вернее, Соню отравили, вот прокуратура и ищет убийцу, всех расспрашивает, пытается очертить круг ее знакомых. Между прочим… — Отец вдруг отвлекся, и Вера подумала о том, что для человека, проводящего совещание, он слишком много времени ей уделяет и, возможно, все то, что он сейчас произносит вслух, становится достоянием целой толпы его коллег. — Между прочим, я всегда уважал Соню. Я понимаю, что деньги, на которые она открыла свой бизнес, упали на нее с неба. То есть, скорее всего, у нее осталось что-то ценное от ее бабки, с которой я в свое время был знаком. Так вот, она смогла вполне умело ими распорядиться. И два ее ювелирных магазина процветают! Причем оба помещения выкуплены. Хотя какая теперь разница?

— Па, у тебя вроде совещание…

И тут она поняла, о каком совещании идет речь. Он, вероятно, сейчас с женщиной. С любовницей! Потому разговаривать с ней на любую тему он может, а вот приехать — нет.

Как ни странно, но это предположение нисколько не огорчило ее, наоборот, Вера вдруг подумала, что раз ее отец, который любит ее больше всех на свете, не считает нужным присутствовать на ее допросе, значит, визит следователя в его представлении для его дочери неопасен. Это простая формальность, и надо отнестись к ней с пониманием, а не впадать в панику.

Но это он так считает. Потому что ничего не знает. Совсем. И не догадывается, что накануне смерти Сони Вера была у нее.

Не знает отец и о записке, которую прислала ей Соня, прося Веру прийти к ней домой.

Не знает он и о другой записке, которую Вера сама написала Соне и бросила в ее почтовый ящик. Конечно, она могла бы Соне просто позвонить, и она звонила, да только телефон у Сони был отключен, а встретиться с ней Вере ох как хотелось! Вот Вера и написала Соне записку и бросила в ее почтовый ящик. Попросила Соню о встрече. Сказала, что им надо поговорить. Словом, зацепила ее. Вера была уверена, что Соня клюнет на записку, она клюнет на все, что как-то касается Андрея. Так все и получилось.

Вера, скрыв свой визит от Андрея, пришла к Соне в назначенный час и с порога начала говорить. Она все говорила, говорила… Но ей казалось, что она не слышит собственного голоса, что она вообще как будто оглохла. «Я была не в себе», — призналась она потом Андрею.

— Соня, так не может дальше продолжаться! Я хорошо понимаю твои чувства к Андрею, но они все — в прошлом. Ты — взрослый человек, ты вполне адекватна, а потому не можешь не понимать, что твое поведение лишь усиливает неприязненное отношение к тебе со стороны Андрея. Это я считаю тебя адекватной, потому что сама — женщина и понимаю, как тебе тяжело. У меня в жизни была схожая ситуация. А вот Андрей твое преследование воспринимает по-другому, он считает, что у тебя поехала крыша. Ну, ответь мне: зачем тебе это унижение? Чего ты добиваешься, ходя за нами по пятам?

Она стояла в прихожей той самой квартиры, о которой так много рассказывал ей Андрей (вероятно, подсознательно преследуя одну-единственную цель — убедить Веру в искренности своей любви, а не в корыстных замыслах), и говорила, говорила, вкладывая в свои слова отчаяние, боль и желание покончить с этой несчастной Соней раз и навсегда! Хотя иногда она ловила себя на том, что это — не она, что она — реальная, настоящая — находится у себя дома, а то, что происходит здесь, в передней Сониной квартиры, — лишь плод ее воображения или просто сон. В сумочке у Веры лежал подаренный отцом на ее совершеннолетие пневматический пистолет.

Соня стояла перед ней, такая тихая, спокойная, домашняя, в мягких выцветших джинсах и мужской рубашке (может, это трофей — зацелованная ею рубашка Андрея?), и казалось, что лицо ее выражает ту степень терпения и приветливости, какую можно наблюдать на лицах врачей, уставших от своих недоумков-пациентов.

— Ты слышишь меня? Оставь нас в покое, прошу тебя! Мы счастливы, у нас все хорошо, понимаешь? Ты почему молчишь? Скажи что-нибудь! Ведь ты должна была подготовиться к моему визиту. Ты знала, знала, что я приду?

— Нет, — неожиданно ответила Соня. — А почему я должна была об этом знать?