Он посмотрел на нее задумчиво, исподлобья. А затем
настороженно сказал:
– Значит, ты не придаешь большого значения верности
воспоминаниям.
– Я верю в настоящее, а не в прошлое. Если мы будем пытаться
сохранять живым прошлое, то получится в конце концов искаженная картина, и мы
будем видеть все в искаженном свете и строить ложные перспективы.
– О нет! Я помню каждое слово, каждое событие тех дней
совершенно ясно и отчетливо! – взволнованно воскликнул Дейвид.
– Да. Но вот именно этого ты и не должен делать, милый,
потому что это неестественно. Ты смотришь в прошлое взглядом мальчика, вместо
того чтобы быть зрелым мужчиной...
Хильда запнулась, она почувствовала, что неумно и дальше
говорить на эту тему. Однако речь шла о вопросах, по которым она давно хотела
высказаться.
– Я думаю, – сказала она, немного помолчав, – что ты
считаешь своего отца каким-то дьяволом. Ты не видишь его таким, какой он есть
на самом деле, а представляешь его олицетворением всех зол. Когда ты снова
увидишь его сейчас, то поймешь, что он просто человек, жизнь которого прошла
небезупречно, но именно потому он и человек, а не какое-то чудовище.
– Ты не можешь меня понять. Как он обходился с моей
матерью!...
– Бывает такого рода покорность, такого рода слабость,
которая будит в мужчине самые низменные инстинкты, а решительность и мужество
могли бы сделать его совсем другим человеком.
– Не хочешь ли ты сказать, что моя мать сама была виновата?
– Нет, конечно, нет! Я убеждена, что твой отец обходился с
нею очень плохо. Но супружество – очень странная и сложная штука, я сомневаюсь,
чтобы кто-то со стороны, даже собственный ребенок, имел право судить о нем.
Кроме того, твоя ненависть все равно уже не поможет твоей бедной матери, ведь
все уже в прошлом, остался только старый больной человек, который просит, чтобы
ты приехал на Рождество.
– И ты хочешь, чтоб я выполнил эту просьбу? Хильда подумала
секунду, а затем сказала решительно:
– Да. Я хочу, чтобы ты поехал и раз и навсегда покончил с
этим призраком.
***
Джордж Ли – депутат из Вестеринхэма – был дородным
сорокалетним господином. Его голубые, слегка навыкате глаза постоянно выражали
легкую скуку, у него был широкий затылок, говорил он всегда медленно и
педантично. Так изрек он со значением и на этот раз:
– Я же говорил тебе, Магдалена, что считаю своим долгом
поехать туда.
Его жена, стройное, как тростинка, создание с платиновыми
волосами, выщипанными бровями на овальном лице, нетерпеливо передернула
плечами. Она могла, если хотела, делать лицо, на котором совершенно ничего не
выражалось. Именно такую мину она сейчас и состроила.
– Милый, это становится невыносимым.
– И кроме того, – не обратил внимания на ее возражения Джорж
Ли, – мы можем на этом еще сэкономить. Рождество всегда очень дорого обходится.
Прислуге мы дадим на чай и отпустим.
– Как скажешь. Рождество в конце концов скучный праздник.
– Конечно, они ждут от нас рождественского угощения, –
продолжал Джордж. – Достаточно будет хорошего куска жареного мяса. Можно
обойтись и без индейки.
– Кто ждет? Прислуга? О, Джордж, прекрати. Ты всегда так
печешься о деньгах.
– Кто-то же должен о них думать.
– Согласна. Но нельзя же быть таким мелочным. Почему ты не
попросишь больше денег у своего отца?
– Он и так ежемесячно присылает нам солидную сумму.
Магдалена посмотрела на него. Ее карие глаза стали внимательными
и подозрительными.
– Он ведь очень богат, не правда ли, Джордж? Миллионер. Или
даже еще богаче?
– Дважды миллионер, если не больше.
– Откуда у него столько денег? – спросила завистливо
Магдалена. – Он что, все заработал в Южной Африке?
– Да, в молодости он там сделал себе состояние. Главным
образом на алмазах. А когда вернулся в Англию, вложил свои деньги в разные
предприятия, причем так умно, что его капитал удвоился или даже утроился.
– А что будет, когда он умрет?
– Об этом отец никогда не говорил. Я предполагаю, что
большая часть денег достанется Альфреду и мне... Альфреду, наверное, больше,
чем мне. Дейвид определенно не получит ничего. Отец ему в свое время угрожал,
что лишит наследства, если тот раз и навсегда не покончит со своей живописью,
или чем он там занимается. Но Дейвида это не особенно заботит.
– Глупо! – презрительно фыркнула Магдалена.
– Ну, потом моя сестра Дженнифер... Она вышла замуж за
иностранца, испанского художника, одного из друзей Дейвида. Год назад она умерла,
но оставила дочь, насколько я знаю. Наверное, что-нибудь завещает и этой
внучке, но явно не много. Да, ну и, конечно, Гарри...
Он замялся в некотором смущении.
– Гарри? Кто это – Гарри? – удивленно спросила Магдалена.
– Мой... хм... мой брат.
– Я не знала, что у тебя есть еще один брат!
– Видишь ли, нельзя сказать, что он... гордость семьи,
любовь моя. Мы не говорим о нем. Он ведет себя просто несносно. Мы несколько
лет ничего о нем не слыхали, даже думали, что он умер.
Магдалена вдруг просветлела лицом и засмеялась. В ответ на
недоумение, выразившееся на лице Джорджа, вопросительно сморщившего лоб, она,
все еще смеясь, пояснила:
– Я только подумала: как странно, что у тебя – у тебя,
Джордж! – есть недостойный брат. Подумать только! Ведь ты такой
респектабельный!
– Представь себе, есть, – холодно процедил муж. Она
прищурила глаза:
– Твой отец не слишком-то почтенный человек, не правда ли?
– Попрошу тебя, Магдалена!
– Иногда он употребляет слова, от которых меня просто
коробит.
– Магдалена! В самом-то деле!... Лидия думает так же, как и
ты?
– С Лидией он разговаривает совершенно по-другому, –
раздраженно бросила Магдалена. – Он избавляет ее от своих пошлых замечаний,
хотя не могу понять, почему!
Джордж быстро взглянул на нее и тут же отвел взгляд.
– Ну, – сказал он примирительным тоном, – ну... мы должны
быть снисходительными. Отец стареет, и здоровье у него не лучшее.
– Он действительно очень болен? – спросила она.