– А, с магией то же самое, – ответил аркканцлер. – Если начнешь колдовать направо и налево, как будто завтра конец света, все шансы за то, что именно он и случится.
– Короче говоря, – сказал Витинари, по-прежнему разговаривая с пустотой, – я намерен официально разрешить футбол, в надежде на то, что его эксцессы удастся должным образом контролировать.
– Ну, с Гильдией воров это сработало, – заметил Чудакулли, удивляясь собственному спокойствию. – Если в городе должна быть преступность, пусть она будет организованной. Если не ошибаюсь, ты выразился именно так.
– Совершенно верно. Я согласен с той точкой зрения, что все физические упражнения, не имеющие целью укрепление здоровья, защиту государства или улучшение пищеварения, являются пережитками варварства.
– А как же сельское хозяйство?
– Это защита государства. От голода. Но в дурацкой беготне я никакого смысла не вижу. Кстати говоря, вы поймали Большенога?
«Каким образом, черт возьми, он это проделывает? – задумался Чудакулли. – Как?» Вслух он произнес:
– Поймали, но, надеюсь, ты не имеешь в виду, что мы занимаемся дурацкой беготней?
– О нет. Все три признака к вам подходят. Традиция ничуть не менее важна, чем правильное пищеварение, а иногда даже полезнее. И, более того, «забава бедняков» и сама по себе имеет примечательные традиции, которые, возможно, стоит исследовать. Позволь мне высказаться напрямую, Наверн. Я не могу противопоставить общественному давлению обыкновенную личную неприязнь. Ну… строго говоря, могу, но для этого придется применить нелепые, воистину тиранические меры. Положить игре конец? Пожалуй… нет. При нынешнем положении вещей мы имеем две команды грубиянов, которые толкаются, обмениваются пинками и кусаются, насколько я понимаю, в слабой надежде отправить некий странный объект к далекой цели. Я не возражаю, пока они убивают только друг друга – это не так уж скверно, если подумать, – но футбол стал настолько популярен, что страдает городское имущество, и я не намерен терпеть очевидное зло. Об этом пишут в «Таймс». То, что мудрец не в силах изменить, он должен направить.
– И как же ты намерен это сделать?
– Поручить тебе. У Незримого Университета всегда были славные спортивные традиции.
– Ключевое слово здесь «были», – Чудакулли вздохнул. – В мое время все мы откровенно гордились физической силой. Но если я теперь предложу устроить бег наперегонки с ложкой и яйцом, мои коллеги, скорее всего, сразу слопают яйца.
– Увы, я и не знал, что твое время прошло, – с улыбкой заметил Витинари.
В комнате, где и так никогда не бывало шумно, воцарилась особая тишина.
– Послушай… – начал Чудакулли.
– Сегодня вечером у меня встреча с издателем «Таймс», – сказал Витинари, с легкостью прирожденного митингового манипулятора чуть заметным нажимом перекрывая голос аркканцлера, – который, как всем нам известно, заботится о благе общества. Я не сомневаюсь, он придет в восторг, когда узнает, что я попросил университет укротить демона по имени Футбол и что вы, по здравом размышлении, приняли мое предложение.
«Мне необязательно соглашаться, – вот что представляло собой здравое размышление Чудакулли. – С другой стороны, поскольку я сам этого хотел, а теперь даже просить не нужно, отказываться было бы неразумно. Черт побери, как типично для Витинари!»
– То есть ты не станешь возражать, если мы соберем свою команду? – наконец уточнил он.
– Более того, я настоятельно рекомендую вам это сделать! Но никакой магии, Наверн. Надеюсь, здесь я предельно ясен. Магия не входит в число славных спортивных традиций. Если только, разумеется, волшебники не играют против волшебников.
– Я играю честно, Хэвлок.
– Прекрасно! Кстати, как там дела в Коксфорде у вашего декана?
«Если бы спросил кто-нибудь другой, – подумал Чудакулли, – это была бы простая вежливость. Но я разговариваю с Витинари, поэтому…»
– Мне некогда было выяснять, – высокомерно ответил он, – но я не сомневаюсь, что все будет в порядке, как только он твердо встанет на ноги.
«Если сумеет увидеть их без помощи зеркала».
– Тебе наверняка приятно наблюдать, как твой старый друг и коллега делает карьеру, – невинно сказал Витинари. – И Псевдополис, конечно, тоже радуется. Честно говоря, я восхищаюсь непреклонными псевдополисскими бюргерами, затеявшими столь смелый эксперимент по части… по части демократии. Всегда приятно видеть, что люди не оставляют попыток. Иногда еще и забавно.
– Кое-что можно сказать и в их оправдание, – проворчал Чудакулли.
– Да, и я не сомневаюсь, что именно это вы говорите в университете, – с тонкой улыбкой заметил патриций. – Так или иначе, насчет футбола мы пришли к соглашению, вот и прекрасно. Я поставлю мистера де Словва в известность о том, что вы задумали. Когда статья выйдет, местные любители футбола весьма заинтересуются, если только кто-нибудь растолкует им трехсложные слова. Пей же херес. Говорят, это очень вкусно.
Витинари встал, намекая, что деловая часть разговора, по крайней мере теоретически, окончена. Он подошел к полированной каменной дощечке, стоявшей на квадратном деревянном столике.
– И кое-что еще, Наверн… Как поживает ваш юный гость?
– Мой го… а, ты имеешь в виду… э-э…
– Именно, – Витинари улыбнулся, глядя на дощечку, как будто хотел поделиться с ней радостью, – как ты выразился, «э-э».
– Спасибо, я заметил сарказм. Как волшебник должен сказать, что слова имеют силу.
– Как политик должен сказать, что я в курсе. Как там он поживает? Кое-какие заинтересованные лица желают это знать.
Чудакулли взглянул на маленькие резные фигурки на доске, как будто они тоже слушали. Некоторым образом так оно и было. Он хорошо знал, что половиной этих самых фигурок управляли руки, обладательница которых находилась сейчас в большом замке в Убервальде и была легендой сама по себе.
– Смимз говорит, общительным его не назовешь. Но, по его мнению, парнишка ловкий.
– А. Хорошо, – отозвался Витинари, который, судя по всему, усмотрел нечто чрезвычайно интересное в расстановке фигурок на доске.
– Хорошо?
– Анк-Морпорку нужны ловкие. У нас даже есть улица Ловкачей, если не ошибаюсь.
– Да, но…
– О-о, это уже целый контекст, который имеет силу, – заметил патриций, полуобернувшись с выражением неприкрытого восторга. – Я, если не ошибаюсь, уже упомянул, что я политик? Ловкий, то есть умелый, смышленый, хитрый, коварный, сообразительный, проницательный, толковый, расторопный и, наконец, лукавый. Слово, которым можно и похвалить и обругать. Ловкий – это… неловкое слово.
– Тебе не кажется, что, возможно, ваш… эксперимент зашел слишком далеко? – поинтересовался Чудакулли.
– О вампирах так тоже говорили, не правда ли? Считается, что у них нет развитого языка, но мне известно, что Натт свободно владеет несколькими…