– ПОДУМАЕШЬ, НЕБОЛЬШОЙ ДОЖДИК, ПАРЕНЬ, ЭТО ПОЛЕЗНО ДЛЯ ЗДОРОВЬЯ!
– Волшебство, – заметил Трев. – Но ведь его не может здесь быть.
– Нет, – ответил Думмингс Тупс, шагавший следом. – Всего лишь одержимость.
– Футбол и одержимость – одно и то же, мистер Трев, – сказал Натт.
Трев снова посмотрел на трибуну. Там виднелся лишь сияющий силуэт Джульетты, всего в нескольких футах от Витинари. По бокам сидели Гленда и Пепе. Джульетта походила на богиню. «Ничего у нас не получится, так ведь? – подумал он. – Джульетта и парень из свечного подвала? Нет. Особенно сейчас».
Никогда не случится. Только не сейчас.
А потом громко закричал Бенго, и стадион дружно издал слитное «ох!».
И опять послышался свисток.
– Что стряслось, сэр? – спросил помощник редактора.
– Не знаю… они снова передали мяч Макароне, он столкнулся с двумя игроками «Юнайтед», и получилась куча-мала.
Натт, который первым добежал до поверженного Макароны, мрачно посмотрел на Трева.
– Вывихнуты обе коленные чашечки, – сказал он. – Нужны двое, чтобы отнести его в больницу госпожи Сибиллы.
Бывший декан обвел взглядом столпившихся футболистов.
– Что тут произошло, мистер Шенк? – спросил он, утирая пот, капавший с подбородка.
Энди поднес палец ко лбу.
– Сэр, я просто бежал вперед, в полном соответствии с правилами, чтобы перехватить мистера Макарону, и понятия не имел, что Джимми Ложке пришла точно такая же идея. Он подбежал с другой стороны, и все мы через задницу кувырнулись, простите мой клатчский.
Трев нахмурился.
Выражение лица Энди было недвусмысленно. Он лгал. Он знал, что лжет и что это понимают все, но ничуть не смущался. Более того, Энди наслаждался ситуацией. Башмаки у него на вид были тяжелыми, как лодочные якоря.
– Они зажали его, как мясо в сандвиче! – пожаловался Трев судье.
– Вы можете это доказать, молодой человек?
– Вы же видите, что с беднягой сталось!
– Да, но вы можете доказать, что это произошло по предварительному соглашению?
Трев сморгнул, и Натт шепотом подсказал:
– Вы можете доказать, что они не нарочно?
– Кто-нибудь может это доказать? – повторил судья, обводя взглядом игроков. Все молчали. Трев подумал: может быть, кто-нибудь и рискнул бы заговорить, если бы Энди не стоял тут же с невинной улыбкой акулы.
– Я судья, господа, и судить могу лишь о том, что вижу. А я ничего не видел.
– Да, потому что они уж об этом позаботились, – сказал Трев. – Спросите зрителей! Они видели!
– И вообще, у них башмаки, которыми можно дробить камни! – запротестовал Чудакулли.
– Да, Наверн, то есть, прости, капитан, но пока что не существует правил касательно того, какими должны быть башмаки. Более того, это именно такие башмаки, которые, по традиции, носят игроки в футбол.
– Это просто орудия убийства!
– Я отлично понимаю, что ты имеешь в виду, но чего ты от меня хочешь? – спросил Генри. – Я всерьез подозреваю, что, если прервать матч сейчас, мы с тобой не выйдем отсюда живыми. Даже если мы ускользнем от разъяренной толпы, то не спасемся от разъяренного Витинари. Игра будет продолжена. «Незримые Академики» могут выпустить на поле замену, и я… сейчас скажу… – Он вытащил записную книжку. – Ах да. Я позволю вам сделать свободный удар с того самого места, где произошла столь досадная случайность. И примите к сведению, что в дальнейшем на подобные случайности я буду смотреть не так благосклонно. Надеюсь, мистер Боров, вы доведете эту мысль до своей команды.
– Кончайте в солдатики играть! – закричал Трев. – Они только что вынесли вашего лучшего игрока, и вы им позволите стоять тут и ухмыляться?
Но судья, в конце концов, некогда был деканом Незримого Университета, то есть человеком, привыкшим к лобовым столкновениям с Наверном Чудакулли. Он смерил Трева ледяным взглядом, неторопливо повернулся к аркканцлеру и сказал:
– И я надеюсь, что ты, капитан, тоже внушишь своей команде, что мои решения не оспариваются. Объявляю пятиминутный перерыв для разъяснительной беседы, и пусть кто-нибудь вынесет бедного профессора Макарону с поля. Найдите какого-нибудь костоправа, пусть глянет на него.
Голос у него за спиной прогремел:
– Я уже здесь, сэр.
Оба обернулись. Необъятных размеров фигура в цилиндре и с маленьким саквояжем кивнула им.
– Я не ожидал увидеть тебя тут, – сказал Чудакулли.
– Да я бы в жизни не пропустил матч! – воскликнул доктор Газон. – Ну-ка, ребята, оттащите пострадавшего в тот угол, и я посмотрю, что с ним такое. Счет я пришлю тебе, Наверн.
– Может быть, перенести его туда, где потише и поспокойней? – намекнул судья.
– Ни в коем случае, я хочу видеть игру!
– И им это сойдет с рук, – пожаловался Трев, шагая обратно за линию. – Все знают, что им ничего не будет.
– У нас есть остальные игроки, мистер Трев, – напомнил Натт, шнуруя башмаки. Он, конечно, сшил их сам, и они больше напоминали перчатки для ног. – И, разумеется, я как первый запасной. Обещаю сделать что могу, мистер Трев.
До сих пор для библиотекаря день тянулся скучно, не считая одной-единственной минуты славы. Стоять в воротах было довольно тоскливо, и он проголодался, а потому приятно удивился, когда перед воротами вдруг появился огромный банан. Впоследствии все пришли к выводу, что в футбольном контексте к загадочно появляющимся фруктам следует относиться с изрядной осторожностью. Но библиотекарь хотел есть, перед ним лежал банан, поэтому он послал к черту метафизику и съел его.
Гленда, сидевшая на трибуне, подумала, что, кажется, была единственной, кто заметил пугающе яркий желтый банан в полете, а затем – огромную ухмылку на лице мамаши Аткинсон, которая смотрела на Гленду из толпы. Мать Глупса Аткинсона сама по себе являлась смертельным оружием. Всякий, кто хоть раз стоял в Толкучке, знал ее как весьма изобретательную и разностороннюю правонарушительницу. Ей все всегда сходило с рук, потому что ни у кого не хватит совести ударить старушку. Особенно ту, с которой рядом стоит Глупс.
– Прошу прощения, – сказала Гленда, вставая. – Мне нужно поскорей спуститься.
– Исключено, детка, – ответил Пепе. – Здесь яблоку негде упасть. Толкучка как она есть.
– Присмотри за Джульеттой, – велела Гленда, наклонилась и похлопала ближайшего болельщика по плечу. – Я хочу спуститься как можно быстрей. Вы не против, если я спрыгну?
Тот посмотрел на сверкающий силуэт Джульетты и сказал:
– Не возражаю, если твоя подружка меня поцелует.
– Нет. Если хочешь, я сама тебя поцелую.