Тени исчезают в полдень - читать онлайн книгу. Автор: Анатолий Иванов cтр.№ 200

— При чем тут Шатрова?

— При том... На станцию-то к кому бегал? Зачем?

— А-а! — Митька нехорошо ухмыльнулся. — Так за этим же, за чем ты сюда вот. Только я холостой вроде...

Отец поглядел на него и произнес:

— Вроде и другая половина тебе... не лишняя будет.

В голосе его было такое, отчего Митька снова повел головой.

— Интересно рассуждаешь, батя. Тебе можно, а мне... Не вижу логики...

— Молоко-то еще на губах висит, чтоб увидеть. Оближи сперва их...

Эти слова смертельно обидели Митьку. Он снова наклонил голову, но, не решаясь броситься на отца, весь вздрагивал, топтался на месте.

— Молоко?! Облизать, значит? — переспросил он. — Что ж, ладно... Я с Зинкой жил, ты с Клашкой живи. Обратаем сеструх...

Фрол как стоял, так и продолжал стоять, не шелохнувшись. Он только начал медленно бледнеть.

По мере того как Фрола заливала бледность, все черты его крупного лица становились резче, отчетливее — Курганов будто бы каменел на глазах.

— Что-о?! — спросил он, не шевеля губами.

— Вот тебе и что... Оно складно у нас получится, в лад.

— Значит... сын у Зинки...

— Что — сын?! — Митька еще раз, но теперь глуповато усмехнулся. — И у тебя теперь будет.

— Дмитрий?!

Митька опомнился, когда уже висел в воздухе. Отец держал его на весу, то поднося поближе к глазам, то отстраняя подальше, словно выбирая, с какого расстояния можно лучше всего рассмотреть сына.

— Батя... батя... — хрипел Митька.

— Гляди мне в глаза! Гляди!! — закричал Фрол.

Митька было посмотрел, но, моргнув виновато раз-другой, отвел взгляд. Из отцовских глаз, больших, усталых, мутных, выкатились крупные слезы, упали вниз, оставив на шершавой коже щек две впалые полоски.

— Эх ты... сын, — через силу, еле слышно, произнес Фрол, проглотил тяжелый комок, поставил Митьку на пол, отвернул от себя и толкнул к двери.

Митька не то чтобы не понял, он упрямо не хотел понимать, что означали слова отца. Он постоял маленько на улице, поднял воротник тужурки, сунул руки в карманы и двинулся прочь.

По переулку торопилась куда-то Ирина. Митька глянул на нее и с тем же упрямством подумал, что надо бы завтра смотаться на полустанок, к докторше.

Однако следующий день был чем-то занят, еще следующий — тоже. А потом известие из Ручьевки, пурга, пожар, арест какого-то Меньшикова... И разговоры, пересуды всколыхнувшейся деревни...

Всем этим Митька был ошарашен, оглушен и, кажется, напуган. Он слушал все деревенские разговоры, на своего отношения к случившемуся никак и никому не высказывал.

Однажды мать спросила у него осторожно:

— Что, Митенька... Правда, что докторшу собаки шибко изувечили? Болтают — страшно. А может, и не сильно? Ты бы узнал...

— Узнаем, — буркнул Митька. А у самого мелькнуло где-то торопливо: «Может, хорошо, что больше не пошел к ней».

Краснова была очень плоха, нужно было срочно доставить ее в районную больницу. Но путь из Ручьевки до Озерков на автомашине она могла не выдержать.

Вера Михайловна разрешила на автомашине привезти ее лишь на полустанок, а дальше — обязательно поездом.

Дорога из Ручьевки до полустанка только через Зеленый Дол. И в Зеленом Доле больной потребовались отдых и перевязка.

Вера Михайловна спросила, у кого дом попросторнее и почище. Корнеев кивнул на Иринку, но Шатрова уже сама показывала шоферу на свой дом.

В Зеленом Доле больной стало хуже, пришлось заночевать.

Женщины, помогавшие врачам на квартире у Шатровых, охали потом и стонали:

— Вместо личика-то кусок мяса. Пропала девка...

Ирина, выплескивая на помойку окровавленную воду, была заплаканной.

«Хорошо, что не пошел тогда...» — опять подумал Митька. Но вспомнил две мокрые полоски на щеках отца, и ему стало неловко от своих мыслей, он нахмурился. Однако тут же отмахнулся от всего: «А-а, что я, жених, что ли, ей...»

И снова стал веселым и беспечным.

Наутро Краснову увезли. Вера Михайловна попросила для помощи в дороге одного человека. И снова вызвалась Иринка.

Потом она ездила в Озерки каждую неделю, привозя неутешительные вести.

Из райцентра вообще в эти дни поступали малоприятные известия. По делу Меньшикова, Прокудина и Уваровых началось следствие, арестовали какого-то Ефима Свищева. Из колхоза в район вызывали то председателя, то Наталью Лукину, то Егора Кузьмина. Следователи опять наезжали в Зеленый Дол, подолгу толковали о чем-то с деревенскими старухами баптистками.

Но Митьке до всего этого не было теперь ровно никакого дела. У него возникло в эти дни вдруг неодолимое желание — обязательно помириться с Ириной. Ему почему-то стало казаться, что Ирина, даже если и догадалась о Зинкином сыне, не придала этому особого значения. Подулась маленько и простила. Или готова простить при первом же намеке, что он, Митька, желает такого прощения. И, распушив чуб, искуривая папиросу за папиросой, не обращая внимания на многозначительные ухмылки окружающих, он бродил вечерами близ ее дома или вокруг телятника, не решаясь, однако, войти ни туда, ни сюда. А может быть, не шел сознательно. Он все-таки надеялся, — да что там надеялся — был уверен, что Ирина сама, пробегая мимо, приостановит шаг и, склонив голову, бросит ему какое-нибудь слово. Ведь он не кто-нибудь, а Митька все-таки, и она не слепая, не глупая, понимает, чего он ходит. Оба они гордые, но Митькино тщеславие, едва только Шатрова обронит какое-нибудь слово, будет удовлетворено, он тотчас подойдет к ней, поступясь остатками своего превосходства. К женщинам надо проявлять иногда великодушие.

Но Иринка, пробегая мимо, хотя и склоняла голову, но шагов не приостанавливала, ничего не говорила. Да она, кажется, не столько склоняла голову, сколько отворачивалась.

Сперва это Митьку забавляло. «Ну, ну, поглядим, на сколько характеру хватит!» Потом начало удивлять: «Эко, даже ученая докторша вроде... А тут?» Затем повергло в недоумение, разозлило. И в конце концов его опять охватило прежнее смутное беспокойство и тревога.

А Иринка ни разу так с ним и не заговорила. Правда, иногда она поднимала голову. Только на ее лице было написано такое, что лучше бы она и не глядела на него.

— Ты... чего это? — невольно спросил Митька однажды, забыв, что первых слов ждал от нее.

Но девушка только губы скривила презрительно.

«Ну и ладно!!» — как обычно, взорвался Митька про себя и перестал ходить к ее дому и к телятнику.

Однако беспокойство и тревога на этот раз не проходили.