Тени исчезают в полдень - читать онлайн книгу. Автор: Анатолий Иванов cтр.№ 161

— Дур-рак! — кажется, проговорила Клавдия. Он не расслышал, только видел, как пошевелились ее губы.

Митька как побитый ушел обратно в мастерскую. На следующий день Захар Большаков снова заставил его дометывать привезенное вчера сено.

— Что я, стогомет штатный? — запротестовал Митька. — Я тракторист все-таки. Надо вон еще снежные валы нарезать на пятом поле. Везде нарезали, а там чего же? Гляди, последние бураны ударят вот-вот...

— Ладно, ладно! Раскритиковался! — остановил его Захар. — До обеда помечешь сено, а потом цепляй снегопах — и айда...

Митьке очень не хотелось метать сено. Там, наверное, опять будет Ирина. Он, само собой, не жалел, конечно, о том, что сделал. Но все же встречаться с ней сегодня не хотел бы.

Однако Ирины ни на скирде, ни возле скирды не было.

До обеда Митька с остервенением работал вилами.

Возле скирды трижды появлялся Фрол Курганов. И каждый раз он, кажется, хотел кому-то что-то сказать, но, постояв молча, уходил, сутулясь. Клавдия незаметно глядела ему вслед.

Перед самым обедом пожаловал Анисим Шатров. Он остановился метрах в пяти от Митьки, положил обе руки на костыль, смерил его из-под бровей задумчивым взглядом. Митьке это тоже не понравилось, и он спросил:

— Как, папаша, все в государстве в порядке?

Анисим ничего не ответил насмешнику, а спросил у Варьки:

— Отец что, в больницу уехал?

— Уехал. Тебе что?

— Ничего. Когда вернется-то?

— А я откуда знаю?

— Ну, ну...

И повернувшись, пошел, тыкая костылем в снег. Клавдия Никулина сняла платок, стряхнула с него сенную труху. Волосы у нее взмокли, слиплись беспорядочными прядями.

— Жарковато? — спросил Митька.

— Ничего, мне силы девать все равно некуда.

Митька даже чуть смутился от такого ответа. И, может, поэтому спросил то, о чем не хотел спрашивать:

— А куда делся сегодня телячий воспитатель?

Клавдия не спеша повязала платок. Потом губы ее пошевелились точно так же, как вчера, и он услышал:

— Дур-рак...

— Она что, сама видела вчера или ты ей рассказала?

Никулина закинула вилы на плечо и пошла прочь. Это окончательно взорвало Митьку, и он закричал:

— Ну так передай ей... Передай, что Митька извиняться придет... На коленях, мол, обещался приползти!

Тогда Клавдия вернулась, подошла близко-близко и сняла с плеча вилы. Поглядев прямо ему в глаза, тихо спросила:

— А если в самом деле придется... ползти?

— Мне-то?

— Тебе-то. Да если еще за счастье сочтешь, что позволит... приползти?

— Эт-то я-то? За счастье? Вот что... Вот что я тебе скажу! — Он кинул в рот папиросу. — А ты это ей скажи... Таких-то, как она, — я видывал уже... таких — пучок на пятачок... Да и то в базарный день. А посреди недели — еще дешевле...

Заиндевевшие Клашкины ресницы качнулись, и в усталых глазах немолодой женщины расплескалась печаль.

— Нет, Митя, — грустно сказала она. — Может, ты видывал каких-нибудь. А таких еще не видел.

— Я-то?! — еще раз воскликнул Митька, искренне удивляясь ее словам.

— Ага, ты. Не приходилось тебе еще таких видеть. По простоте наивной она не верит... или не верила, что сын у Зины от тебя. Сплетни, говорит, все это. А вчера, глядя на тебя с Варькой... Что рот раскрыл? Папироса, гляди, выпадет.

Папироса не выпала, Митька сам ее выдернул изо рта. Выдернул, хотел отбросить прочь, но вместо этого снова сунул в зубы.

— Значит... значит, вчера... Ты гляди, догадливая какая...

И Митька неестественно рассмеялся.

Клавдия в упор поглядела на него, произнесла:

— А тут вроде и догадываться нечего.

И она пошла к своему дому.

— Нет, ты погоди! — рванулся было за ней Митька. — Ты объясни... с чего это все же она.

Клавдия опять приостановилась. Она хотела было рассказать, как вчера Ирина, когда Митька ушел от скирды, уткнулась ей в грудь и, рыдая, прошептала: «Да ведь не сплетни это про него... Раз он так... так может...» Она хотела рассказать, как Ирина, не в силах держаться уже на ногах, сползла по ее груди вниз, упала в сено, зарыла в него лицо, закрыла, точно от ударов, голову руками, когда Клавдия произнесла всего три слова: «Наверное, не сплетни, Ирушка...» Но вместо всего этого сказала:

— Э-эх! Да ты все равно не поймешь.

И отвернулась.

Митька постоял недвижимо, глядя вслед Клавдии. Затем швырнул под ноги так и не зажженную папиросу и побежал к мастерским, где стояли тракторы.

Домой Митька заехал на минутку, схватил ломоть хлеба, откусил раза два, остальное сунул в карман.

— Митя! Митенька! — попробовала остановить его Степанида. — Ты пообедай по-человечески. Вчера не поел как следует и сегодня... Да что же это такое! Не пропадет она, ваша работа...

— Не лезь ты, мать! — крикнул Митька. — Ты мне лучше объясни, объясни...

— Да чего тебе объяснить?

— А то... про Зинку объясни! Не ты говорила мне: «Об Зинке с ее дитем не печалься. Сюда она не вернется, уж я позабочусь...»

— Так не возвратилась пока. И не приедет, насколько я знаю.

— А про ребенка... Что он... Опять же ты говорила: «Уж я сделаю, не узнают люди, чей он... Так сделаю, что, если и сама признается, не поверят ей...»

— Митенька, Митенька! И сделала. Да что стряслось-то?

— А-а... — отмахнулся Митька и выскочил из избы.

... До позднего вечера он гонял трактор взад и вперед по огромному полю, нарезая снегопахом глубокие борозды. Вернувшись домой, ни слова не говоря, бухнулся в постель.

... Утром тоже встал молча. На кухне плеснул в лицо холодной воды. И только вытираясь мохнатым полотенцем, усмехнулся про себя: «Догадываешься, значит? Не видывал я таких? Дурак Митька, значит? Ладно, Митька, будь дураком, да не простаком. Так частенько говаривает мать. Что же, если подумать — правильные слова...»

Он взял с подоконника кринку молока, накрытую блюдечком, поболтал и выпил чуть не половину. И, насвистывая, стал одеваться.

Степанида вышла из своей комнаты, заспанная, разлохмаченная, с красными рубцами на щеке.

— Ты куда, сынок, в такую рань? — спросила она, придерживая одной рукой кофточку на груди, другой приглаживая волосы.

— Пойду пробегусь на лыжах по морозцу. Разомнусь.

Морозный воздух был сух и свирепо обжигал горло. За ночь на снега, на крыши домов, на заиндевелые деревья осыпалось много звездной пыли. Эта искрящаяся пыль толстым слоем лежала и на укатанной деревенской улице. Взбивая ее лыжами, Митька побежал за околицу.