Несмотря на мужественную внешность и твердый характер, Захар был маменькиным сынком и знал это.
Он знал, что, когда они появляются вместе, его принимают за ее любовника, и гордился тем, что его мать так хороша, что ей завидуют.
С отцом мать не жила уже несколько лет, хоть они и не разводились — остались друзьями, семьей, но, видимо, спать вместе уже не могли.
Детство Захара было настолько счастливым — разбогатевшая мама баловала их с отцом, возила по всему миру, покупала все, о чем они еще не успели размечтаться, — что Захар только недавно понял: он уже взрослый. Он жил в дымке этой любви, исполнившихся желаний, в приглушенном свете ночных развлечений и сизых облаках сигаретного дыма, сопровождавших веселые компании, и не задумывался над тем, что, пока мама рядом — а она всегда была рядом, так как тоже любила ночные клубы, сборища, веселье, — ему так и не удастся повзрослеть.
Он выучился на юриста незаметно, без усилий, устроился в хорошую фирму — все это прошло фоном — и вдруг понял, что своей жизни у него нет.
Юрист? Когда он успел стать юристом?
И тут появилась Даша. Его женщина. Мать была женщиной его жизни: Захар не замечал этого, но любил только ее — сыновьей, чистой любовью, и это чувство поглощало его целиком.
Даша представляла собой достойную ей замену.
Она даже не была сексуальной в принятом для всех смысле слова: в ней не ощущалось мягкости, слабости, того женского, что возбуждает мужские гормоны, радует глаз и очаровывает бессознательно, но почти каждый мужчина желал покорить ее — испробовать свои силы.
Даша сама завоевала его — не успел он оглянуться. И он был ей за это благодарен. Он бы, наверное, не рискнул.
В Захаре было слишком много лености, податливости человека, который ни разу не утыкался лбом в стену и мечтал бы ее разрушить. Он даже не обходил препятствия — ехал по ровной накатанной дороге из точки А в точку В, и все казалось так просто, покойно, пока в душе неожиданно не екнуло.
Екнуло — и зависло сердце, перестало биться, но смилостивилось, отпустило, правда, с небольшой поправкой: дальше так жить нельзя.
Даша же подкупила его не только энергией, жизнелюбием, какой-то совершенно молодецкой удалью, но и точным пониманием того, ради чего она живет. Пониманием и уверенностью, что ее жизнь имеет смысл, что она не только берет, но и отдает, и что это кому-то необходимо.
Дашу нужно было сохранить — она стала его пророком, его путеводной звездой.
Она была сильной, как религия. В нее хотелось верить. Ей хотелось поклоняться.
— Ты не шутишь? — У Даши отвалилась челюсть, когда он все это выразил ей более-менее простыми словами. — Ты обо мне или про Индиру Ганди?
— Даша, я только что открыл тебе душу, пойми, я очень раним и могу с горя утопиться, — пригрозил Захар.
Даша сидела, уставившись в воду, и переживала новые, странные, приятные, как прикосновение ветра к разгоряченному телу, чувства. Любовь — или не любовь, а что-то в этом роде — Захара была нежной, детской, доверчивой, с ароматом сахарной ваты, с убывающей силой сентябрьского солнца, с вечерней влажной дымкой над полями… Она не слепила, не жгла, не терзала душу.
Убаюкивала.
И Даше, бунтарке Даше, захотелось покоя.
Вот Витя… Черт! Ну опять этот Витя! В общем, Витя общался с теми, кто ему нравился, и это мог быть сантехник, президент, ученый, отказавшийся от Нобелевской премии, автор детских книжек… Кто угодно! Он просто не знал, что такое это чертово высокомерие, не понимал значения выражения «разница в социальном положении».
Но Даша не уверена, что Захар достоин чего-то большего, чем «летний роман», только потому, что он «всего лишь юрист»! Неужели она такая… противная заносчивая жаба?
Ей же с ним хорошо!
Ладно, можно попробовать, не развалится она.
Они вернулись в дом, когда все уже напились, Марат с Наташей вытанцовывали что-то вроде танго, и выглядело это настолько комично, что остальные стонали от смеха.
«Надо поговорить», — Оксане пришло сообщение от Захара.
Договорились побеседовать завтра, во время обеда. Надо будет у Даши отпроситься.
Назавтра Оксана не просто волновалась — она была на грани обморока.
— Захар, я все понимаю… — она замялась.
— Я знаю. — Он обнял ее, а ей захотелось его ударить. — Но ты ведь догадываешься, я не мог просто так появиться у вас в доме…
— У Даши в доме! — воскликнула она.
Ну все. Сейчас начнется истерика. Лучше помолчать.
— В доме, где ты живешь, и ходить мимо тебя, как будто ничего не было, — продолжил Захар.
— Почему не мог? Мог! Что это меняет?
— Оксан, это ужасно, что приходится делать выбор, и мне меньше всего хочется тебя обидеть…
Зачем он ее мучает? Зачем она согласилась на эту идиотскую встречу?!
Боже мой, как же больно, как плохо!.. Ей хотелось упасть, соскользнуть с лавки на асфальт и валяться, пока все само по себе не рассосется. Оксана физически ощущала тяжесть от каждого своего движения, вздоха, слова, но, самое ужасное, она желала, чтобы он был рядом хотя бы вот так — пусть жалеет, пусть видит, как ее сердце истекает кровью, пусть он хотя бы в этом унизительном сочувствии будет рядом с ней!
Это любовь? Эта пытка — любовь?!
Не может быть, ну не может быть так больно, когда любишь человека…
Захар отвез ее домой, откуда Оксану, бледную, с красными от слез глазами, забрал Валера.
Она возьмет себя в руки. Она — сильная.
Даша позвала ее ужинать. На ужин приготовили вкусненькое — рисовую лапшу с креветками, но во рту было так сухо, что каждый глоток Оксане приходилось запивать половиной стакана воды.
— Захар такой милый! — сообщила Даша.
— Да ты что? — с трудом поддержала беседу Оксана.
— Что-то в нем определенно есть! — подтвердила Даша. — Возможно, я в него даже немножко влюблюсь. Пока не подвернется кто-то еще.
А что, если взять тарелку и перевернуть Даше за шиворот? А потом разбить о ее голову? Удивится она?
Как же можно быть такой эгоистичной сукой, такой дрянью?
Она что, считает, что все люди — ее рабы? И у них нет чувств?
— Слушай, меня весь день мутит, что-то не то съела, пойду прилягу… — промямлила Оксана и выскочила из-за стола.
Заперлась у себя в комнате, поплакала, а потом решительно включила компьютер.
Это должно случиться сегодня. Сейчас. Или никогда.
Злость — отличное начало новой жизни.
Да скоро такие, как Захар…
Захар.
Нет таких, как Захар.