Наконец отправились назад, к Чистым прудам. Теперь их несло по ветру, и ангел позволял Маше самостоятельно парить, временами подгребая руками. Так они докатились до Красных Ворот и опустились на крышу высотки. Несмотря на то что Маша всегда боялась высоты, в этот раз ею овладел дикий, непобедимый восторг. Мир выглядел таким маленьким и забавным, он был так далеко, что казалось — кто-то собрал его из детского конструктора.
— Эге-гей! — крикнула она, и в ответ ей рявкнуло эхо. — Как здорово! — Она бросилась к Илье. — Боже мой, как же здорово!
Илья с улыбкой взирал на ее счастье. Он подтянулся, выпрямился, стал строже, а в его глазах появились уверенность и глубина — на смену похмельному беспокойству и расхлябанности.
— Ну а теперь, — заявил он, дождавшись, когда Маша немного угомонится, — коронный номер.
Он отобрал у Маши круг, взял ее за руку и вдруг прыгнул вниз. Маша дико закричала, но неожиданно поняла, что больше не боится. Страх отступил перед необъятным восхищением, перед ощущением власти над природой, ослепительным впечатлением от того, что тело само парит в воздухе. И не парит даже, а несется навстречу ветру, рвется вперед и не падает, не падает, не падает!
Они приземлились на балконе. Маша, не произнося ни слова, вытащила кресло-качалку, накрылась пледом и уставилась на звезды — непонятные, неизведанные, загадочные круглые штуки, к которым она минуту назад была хоть на чуть-чуть, но все-таки ближе.
Илья потрепал ее по плечу, погладил по макушке и ушел, тихо закрыв за собой дверь.
— Я никому это не отдам! — едва слышно сказала Маша. — Я ни за что не стану прежней. Хоть режьте меня.
НАТАША
11 мая, 20.14, пятница
Наташа сидела в кабинете у частного детектива и нервничала. Детектив опаздывал на четверть часа. Наташа нервно курила и пила кофе, отсчитывая минуту за минутой.
— Ну?! — вскочила Наташа, едва заскрипела дверь.
— Ах! — испугался детектив. — Вы уже здесь.
Детектив ее раздражал. Это был крупный обрюзгший мужчина за сорок, с плешью и жидкими седеющими волосами. Волосы давно обросли и неровными прядями лохматились над ушами. Но Наташу больше всего раздражала дешевая белая рубашка, которая не была мятой только в день покупки. Либо у детектива не было утюга, либо он ленился гладить. К тому же она была маловата — на животе пуговицы расходились.
— Есть что? — переживала клиентка.
Детектив открыл портфель, помучил Наташу копанием в бумагах и вынул наконец белую картонную папку. Молча протянул.
— Сами смотрите, — сказал он и открыл дверь. — Я буду неподалеку, выпью кофе.
Наташа проводила его глазами, положила папку на колени, вдохнула и решительно открыла дело.
С первых же секунд все стало ясно. Или почти все.
Несколько раз, уезжая от Наташи, Игорь направлялся к некой Марии Лужиной и оставался на ночь. Пару раз, накувыркавшись с Лужиной, возвращался к Наташе и как ни в чем не бывало занимался с ней любовью. Вот, например, чудесное фото — Игорь и эта Маша сидят в кафе, он ее обнимает, целует в шею, а она радостно хохочет. И еще одно, снято из дома напротив: Игорь с Машей в постели пьют сок. Они голые, его левая рука у нее на бедре, фотографий хватило бы на иллюстрированную энциклопедию в тридцати томах. А из письменного отчета следовало, что Игорь за эту неделю два или три раза встречался со старыми клиентками, а оставшееся время поровну делил между Машей и Наташей. Он ходил с обеими в кино, в рестораны, помогал им делать покупки, но главное — ночи напролет ублажал их в постели. Впрочем, как следовало из фотоархива, не только в постели.
— Вы в порядке? — В дверном проеме показалась голова детектива.
— А что? — просипела Наташа. Голос неожиданно куда-то делся.
— Я не хотел вас беспокоить, — извинился тот. — Но вы здесь уже час, и я решил, что вам плохо… — Оценив яростный Наташин взгляд, он добавил: — Такое иногда случается.
— От… гм… неожиданности.
Наташа что-то забормотала в том духе, что с ней все как нельзя лучше, что она еще никогда не чувствовала себя так хорошо, но детектив, несмотря на сопротивление, заставил ее выпить пятьдесят грамм коньяка, заварил крепкий и очень сладкий кофе, открыл окно и напоследок впихнул в нее успокоительную таблетку.
— Спасибо, — сказала Наташа, как только сердце перестало оглушительно биться. — Вот! — Она плюхнула на стол конверт, а сверху добавила еще пару купюр. — Вы отлично поработали.
Она вышла из агентства, побрела по бульвару, а когда поняла, что ноги не держат ее, плюхнулась на скамейку. Ей было плохо, очень плохо, и она сама не понимала, почему так.
«Он же ничтожество, никто, дешевка, альфонс, проститутка! — перечисляла она. — Не могу же я страдать из-за этого отщепенца!»
Но еще минут через десять выяснилось — может, да еще как. Сердцу, казалось, не хватало в груди места — оно то становилось огромным, как дом, то сжималось в изюминку. Руки предательски дрожали, в животе все кувыркалось, а глаза стали влажными и горячими.
— К черту! — воскликнула она и разревелась.
Уткнувшись головой в колени, она ревела так отчаянно, что через несколько минут почувствовала — колготки промокли, а ноги мерзнут от остывающих слез. Наплакавшись, Наташа резко откинулась на деревянную спинку и задышала ртом. Она уставилась на дом 5А по Петровскому бульвару.
— Пятница… — прошептала она, вскочила и побежала.
На светофоре пришлось остановиться. Она воспользовалась этим, чтобы сделать короткий, но важный звонок.
— Ира! — воскликнула она. — Как хорошо, что ты еще на работе! В прокладки нужна девушка, Маша Лужина, фотомодель, работает на «First View». Это последнее решение, оно не обсуждается. В жопу кастинги! Ты меня поняла? Прямо сейчас ищи телефон и найди мне ее за выходные… Найди, и чтобы в понедельник она была у меня, готовая к съемкам. Да, у меня в кабинете, в шкафу висит кофточка от Сони Рикель — забирай себе, она новая, еще с этикеткой. Ага, целую.
«Мария Лужина, Мария Лужина… — вспоминала Наташа, переходя дорогу. — Что-то ужасно знакомое!»
МАША
11 мая, 21.01
Маша открыла дверь соседке. Настя завалилась к ней в поношенном халате и в папильотках на мокрых волосах.
— Вот, — соседка гордо тряхнула стопкой видеокассет, — полный набор.
Маша смущенно улыбнулась. В последнее время Игорь был какой-то утомленный и неотзывчивый. Маша боялась, что во всем виновата она. Ей казалось, что она недостаточно раскованна, что она в глубине души стесняется того, чем они занимаются. Многие вещи делает, принуждая себя — не потому, что ей не нравится, а потому, что никак не может свыкнуться с тем, что ничего плохого в этом нет. Она решила обратиться к профессионалам — посмотреть пару-тройку фильмов, но сама так и не решилась купить их. Ей было неловко произнести: «Мне нужно кино для взрослых»