Антон, студент художественного учи-лища, 22 года: «Я бы хотел быть как Айвазовский. Жить в портовом городе, рисовать закаты – рассветы, море, медуз… Дружил бы с местным мэром, он покупал бы мои картины, открыл музей… А я бы прогуливался вдоль цветущих каштанов и на меня показывали пальцем – мол, знаменитость идет» (улыбается).
Андрей мчался на мотоцикле по Ярославскому шоссе и благодарил железного друга за то, что все это счастье: ветер, солнце, скорость – для него одного.
Сегодня он плакал, отдавая старинный «Мерседес».
– Может, этот подарок и не реабилитирует меня за то, как я себя вел, но… Не знаю. В общем, это тебе, – сказал он Даше. – Будь ему хорошей мамой.
Слава ему обрадовался.
– Уволился? – тут же спросил он.
Андрей кивнул.
– Свободу ощущаешь? – поинтересовался Слава.
Андрей только развел руками.
Квартира продана. У него есть две недели, чтобы ее освободить.
Он купил «Ямаху Thunder Cat».
У него нет ничего, кроме счета в банке, но и это ненадолго. Деньги – бумага.
– Ну, и что, и где ты будешь жить? – любопытствовал Слава, набросив на покрышки покрывало и усаживаясь на солнышке.
– Сниму квартиру, – Андрей пожал плечами.
– Пойдем, покажу тебе кое-что, – Якут вскочил и позвал его с собой.
Уволившись из нефтетрейдеров, Слава купил бараночный заводик – двухэтажное кирпичное здание, на первом этаже которого были мастерская, магазин и бар для мотоциклистов.
– Второй этаж я немного переделал, – сказал Якут, поднявшись по лестнице. – В сервисе нужны высокие потолки, так что здесь я все совместил, а вот тут живу… – он отпер железную дверь.
Лофт выглядел симпатично. Много света, хороший ремонт.
– Но! – Слава поднял вверх указательный палец. – С другой стороны есть отдельный вход. Помещение пустое – чисто-белые стены и ни фига. Жить можно. Правда, унитаз стоит посреди комнаты. Я перегородки не ставил. Я там хотел сделать че-то типа клуба для своих, но передумал. Шума и так много. Можешь тут жить. Можешь купить, вообще. Розетки, кстати, есть.
– Чувак! – обрадовался Андрей и бросился на Якута с объятиями.
Пару дней он перетаскивал мебель: кровать, диван, телевизор, кресла, с которыми не мог просто так расстаться (это были самые удобные кресла в Солнечной системе), ковры…
Перед шкафом с одеждой Андрей замер. Костюмы. Рубашки. Галстуки. Ботинки. Все это он отвез в ближайшую церковь.
Оставил себе только джинсы, майки и пару свитеров. Ну, и черный костюм. Для судного дня.
Андрей осмотрел квартиру, в которой будто бы побывали грабители, и решил остаться здесь этой ночью. Эта квартира – часть его души. Он так ее хотел, что готов был не спать ночами, писать табаско и есть на обед жареные скрепки для бумаги. Но сейчас…
Вчера он первый раз остался на Ярославке. Один на четырехстах метрах без стен. Смотрел в большие окна без штор. Ел холодные гамбургеры. И размышлял о том, почему он так счастлив. Здесь и сейчас.
Он всю жизнь думал, что нельзя иметь все сразу – деньги, счастье, свободное время, женщину, которая тебя любит… Приходится выбирать. А может, не приходится? Может, те правила, что мы себе придумываем, – ужасный самообман?
Его квартира, некогда прекрасная, а теперь разоренная, была могильной плитой на его прошлой жизни. Сегодня он сидел на террасе и хоронил Андрея Панова, которого знал и, возможно, любил.
С новым Андреем роман только начинался – были и первые восторги, и эйфория влюбленности, и некоторые сомнения, но ему уже ничего не оставалось кроме того, чтобы полюбить себя таким, какой он есть.
Ему нравилось быть новым. Нравилось становиться хорошим.
И у него есть сюрприз для Маши. Он встретился с ее жильцами и предложил им денег за то, что они за два дня найдут новую квартиру. За пять тысяч евро те расстарались и тут же переехали – за его, Андрея, счет. Сейчас рабочие перекрашивают стены – из бежевого и голубого в насыщенный зеленый и цвет под загадочным названием «электра». В конце недели, когда Маша вернется из Черногории, привезут мебель.
Его бывшую мебель.
А он, Андрей, будет жить на бараночном заводике, и повариха из кафе будет жарить ему яйца на завтрак, и обедать он будет под разговоры заядлых байкеров о вилках и стаканах – не о тех, с помощью которых едят и пьют, а тех, без которых не поедет мотоцикл… И он будет проходить мимо гаража и вдыхать запах бензина, и не поедет в Чили, потому что не имеет значения, что ты видишь перед глазами, а важно, что ты об этом думаешь. Важно для человека, которому осталось жить два месяца. Полтора…
Андрей блаженствовал, предвкушая, но чего-то ему определенно не хватало.
Печаль застряла где-то в нем, как кость в горле.
И вдруг, после четвертой текилы, он понял. Понял!
Нужно все исправить. Повернуть время вспять.
Андрей с трудом удержался от того, чтобы не броситься вон из дома, но рассудил, что к пьяному человеку в три часа ночи серьезно не отнесутся. Он выпил еще текилы, чаю, посмотрел «Достучаться до небес» и лег спать, чтобы поскорее проснуться.
– Почему без звонка? – с неудовольствием поинтересовался Вадим Сидур, когда Андрей заявился к нему в три пополудни.
– Это срочно! – Андрей отодвинул писателя и вошел в квартиру. – Ты занят?!
– Конечно, занят! – воскликнул тот.
Выглядел Сидур неважно. Небритый, в растянутой майке, он источал легкий запах перегара.
– Ладно, иди на кухню, – смилостивился писатель. – Позавтракаем.
На завтрак у Вадима предлагали красную икру с блинами, осетрину холодного копчения и торт.
– Вчера были гости, – пояснил Сидур.
– Ну, ты помнишь тот день, когда мы познакомились… – начал Андрей. – Ты еще не поговорил с той женщиной, которую любил пятнадцать лет.
Сидур прикурил сигарету.
– Я думаю, надо ее найти! – выпалил Андрей.
– Да ты что? – Вадим откинулся на спинку стула. – Зачем?
– Послушай, эта женщина может изменить твою жизнь! – заявил писателю Панов. – Давай! Чего ты боишься?
– Я не уверен, что стоит продолжать этот разговор, так как сама идея твоего вмешательства в мое сугубо личное пространство мне отвратительна, – брюзжал Сидур. – Но раз уж я позволил тебе преломить со мной хлеб, то отвечу, чтобы раз и навсегда прекратить эту пустую дискуссию. Этого я и боюсь! Того, что она изменит всю мою жизнь. Тот звонок был ошибкой с ее стороны. И мы – я и она – это знаем. Поэтому она не оставила сообщения и не позвонила еще раз.
Андрей растерялся.
– Но… – пролепетал он.