Лекарство от верности - читать онлайн книгу. Автор: Галия Мавлютова cтр.№ 31

– Володя, а ты помнишь ее? – спросила я.

– Да, помню, – односложно ответил муж.

– А какой она была? – сказала я.

– Она была такой, как ты, – сказал муж.

– Плохой, что ли? Легкомысленной? Что ты хочешь этим сказать? – закричала я, удивляясь собственной вспышке гнева.

Дмитрий вытащил наушники и с изумлением посмотрел на меня. В салоне было тихо, как на кладбище. Двигатель работал бесшумно. Модернизация добилась небывалых результатов, погрузив человека в состояние мертвого покоя. Сын вновь встроил ответвление виртуальности в живой организм.

– Она не была плохой, – сказал муж, – и легкомысленной. Твоя мама была такой же, как ты. Она жила в себе, как в отдельном государстве. Пребывала в мире иллюзий, будто в старом замке. Ее ничто не трогало. Чужие страдания были ей невыносимы. Она хотела отстраниться от всего, лишь бы не страдать. Ты такая же, как твоя мать.

Я больше не могла кричать. И даже не могла плакать. Сложив руки на коленях, я завыла. Молча. Мысленно. Про себя завыла. Я выла, как печная труба в непогоду.

На кладбище мы разбрелись в разные стороны, чуть позже встретились у могилы. Посмотрели друг другу в глаза. И стыдливо опустили их вниз. При встрече с вечностью стыд обнажает истинную природу человека. Вовка выстроил перед собой пирамиду из собственных мыслей и из собственной жизни. Рассмотрел вблизи. Что-то не понравилось ему в этой сложной конструкции. Пирамида могла рухнуть перед ликом вечности. И муж протянул мне руку, желая примирения. А я легко подняла свою, хотя мне было трудно это сделать. Моя рука весила больше ста килограммов, она внезапно отяжелела, будто в нее вкачали кипящий свинец. Мы пожали руки. И, стоя над маминой могилой, долго не разжимали ладоней.

– Я любил ее, как тебя, – сказал Вовка, – вы обе были для меня родными. Гораздо роднее и ближе, чем мои родители. Я привез ее сюда, когда она умерла. Мне помогал отец. Он хотел, чтобы все было по-человечески. А ты тогда заболела. Помнишь?

– Помню, но смутно. Я все забыла. Недавно вспомнила, вдруг захотела встретиться с юностью. Ты хочешь вернуться туда, на другой берег? – спросила я.

– Зачем? Не люблю повторяться. Не хочу идти во второй раз по скользким камням, запросто можно оступиться. В первый раз мне повезло. Нельзя прожить свою жизнь дважды.

Володя выдернул свою руку из моей. Он еще что-то говорил, что-то правильное и мудрое. У него есть звание профессора. Но никто из профессорского состава не может преподать мне настоящий урок. Я, кажется, совсем разучилась учиться.

– Володя, мне трудно. И больно. Помоги мне, – сказала я.

Уже не надеясь на его благородство, не веря в его разумение, я все равно обращалась к нему, да и кого еще я могла позвать на помощь? Я погибала. И знала, что безвозвратно погибаю. И муж знал об этом. И даже сын. Они должны были помочь мне, чтобы спасти меня и вытащить из омута отчаяния.

– Все уладится, вот посмотришь, – сказал муж и оглянулся, отыскивая взглядом Дмитрия. Сын находился неподалеку. Он изучал таблички на оградах могил. Из виртуального мира Дмитрий попал в потусторонний; видимо, сын хотел сопоставить два мира, чтобы легче было ориентироваться в жизни.

– Что мне делать? – спросила я, незримо извиваясь от внутренней муки.

– Не знаю, там видно будет, – мудро заметил Володя.

Муж проговорил простую фразу мудрым стариковским тоном, будто излагал нечто таинственное и важное. И мы покинули кладбище. Я попросила прощения у матери. Наклонилась к земле и прикоснулась к молодой зеленой поросли. Погладила бугристую поверхность. Нежно прильнула к ней.

– Мама, мама, прости меня, – еле слышно прошептала я, – вот увидишь, я справлюсь с бедой. Все сделаю правильно. Я не хочу огорчать тебя. Спи спокойно. Я буду молиться за тебя.

Дома все вернулось на круги своя. В квартире вновь наступило гробовое молчание. Мы продолжали существовать в разных мирах. Каждый спрятался в свою норку и укрылся там тихой печалью. Все бесполезно. Я уже не знала, что предпринять, чтобы выйти из замкнутого круга безысходности. Всем нам было плохо, но если бы мы нашли какой-нибудь выход, нам стало бы еще хуже. Поэтому мы все чего-то ждали, верили в благополучный исход. Старались верить.

* * *

Можно было сойти с ума от переживаний, душевные терзания превратили мою жизнь в цепочку тягучих дней и ночей. Я совсем перестала спать. Сон, казалось, навсегда покинул меня. И я даже не пыталась заснуть. Попытки забыться сном превращались в настойчивое ожидание, я безнадежно мочалила подушку, катаясь по ней горькими мыслями и влюбленной головой. Но иногда, когда я ненадолго забывалась в легкой полудреме, ко мне приходил мужчина, прекрасный, как сам Бог. Это был Дима. Передо мной было тело квартерона, смуглое и стройное, будто некий гениальный художник слепил его под влиянием высокого вдохновения. Я притрагивалась к обнаженному телу бережно, нежно, едва касаясь кончиками пальцев, и ощущала горячую кожу, дышащую и влажную, будто мужское тело только что пережило взрыв любовной страсти. Будто оно только что освободилось от неизбывной муки. Свободное и легкое тело переливалось в меня через мои пальцы, проникая в больную душу, овладевало мной полностью, не давая забыться ни на один миг. Любовное наваждение приняло болезненные формы. Каждый человек способен сойти с ума. Нормальный человек способен удержать свой разум на жестком поводке. Это-то я точно знаю. Все сумасшедшие когда-то переступили зыбкую грань, поленились рассмотреть в реальности нечто удивительное, притягательное, уверенное. И они добровольно ушли в другой мир – и не виртуальный, и не потусторонний. Выбрали себе иное, более комфортное существование во времени. Меня уже не будет в мире сумасшедших. И меня никогда не привлекала потусторонняя жизнь. Мне нравится обычная. В ней есть любовь. Ее нет ни в мире сумасшедших – она им вообще не нужна, ни в виртуальном мире – там можно обойтись без любви, и совершенно точно любовь отсутствует в потустороннем мире. Умершие во все века тянулись к живым душам, приходили к ним в снах, грезились наяву, видимо, на том свете катастрофически не хватает любви. Плохо там. И еще там нет никакой надежды на перемены, поэтому мне симпатичен белый свет. В нем бывает трудно и скользко, но в нем можно жить и верить.

Катаясь по подушке, глядя в темноту сухими глазами, видимо, я тоже свою норму выплакала, мне все-таки верилось в перемены, я знала и верила, что они скоро грядут. Кто-то наверху устал смотреть на мои муки, вдоволь уже налюбовался. Есть предел, невидимая грань, переступить которую невозможно. Тогда сразу выпадаешь из реального мира, и кто знает, где очутишься, в каком из миров будешь пребывать, на каком свете окажешься. Много дней прошло с того дня, когда я в последний раз видела Диму. Я больше не хотела его видеть. Никогда. Хотела его забыть. Навсегда. У меня ничего не вышло. Нужно было срочно остановить болезнь. Прервать течение мыслей. Заставить мозг переключиться. Клин вышибают клином. И я вновь полезла на антресоли. Достала сумку, перетряхнула форму. Короткие брючки, майка, кроссовки, все сияло ослепительной белизной. Я чувствовала себя девственной невестой. Вдруг захотелось увидеть любимое лицо. Увидеть, чтобы доказать себе – я имею право на выбор. Я – личность.