Дочка людоеда, или Приключения Недобежкина [Книга 1] - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Гуськов cтр.№ 66

Элеонора с помощью Агафьи облачилась в новый костюмчик, не менее бесстыдный, чем первый, но более воинственный: золоченый шелом слегка прикрыл гору ее волос, на ногах были поножи, а на плече — маленький щит с подобием головы горгоны Медузы. Дротики она, словно это были заколки, воткнула в пышную прическу. Правая грудь ее оказалась почти целиком, как у амазонки, открытой. Накинув пурпуровый плащ, она, сопровождаемая рыжей Агафьей, пошла к гостям.

— Ты, Агафья, того! — Элеонора сделала приземляющий жест.

— Все поняла, госпожа! — Агафья скинула каблуки, чтобы не быть выше Завидчей, и, подхватив край ее плаща, босиком пошла вслед за Элеонорой, слегка сутулясь и пряча лицо в пол.

В маленьком зале, находящемся перед входом в гримерную, при появлении Завидчей раздался возглас восхищения. Недобежкин, стоящий почти напротив двери, откуда появилась королева танцев, сразу же встретился с ней глазами и бросился навстречу. Он молча, на правах уже старого знакомого и первого кавалера, которому нет конкурентов, проводил ее к золоченому креслу, поставленному на крашенный бронзовой краской рундук, отчего кресло казалось троном. Рядом с этим возвышением были поставлены полукругом несколько простых мягких стульев и одно кресло, на которое Завидчая указала Аркадию.

Седой, скрипя зубами, и его команда расположились на соседних стульях. Офицеры военного и торгового флота встали за их спинками. Конкурсантки, особенно те, кто узнали, что не прошли в финал, окружили Завидчую. За плечами танцорок встали их партнеры.

— Как вам нравится сегодняшний праздник?

В голосе Элеоноры не было ни вчерашнего высокомерия, ни вчерашней снисходительности. Это был голос влюбленной женщины, которая настолько потеряла голову, что уже не может скрывать своих чувств и на глазах у всех дарит свое сердце возлюбленному.

— Мне нравятся все пары, — в тон Элеоноре, изысканно ответил адмирал-кавалер, — они показывают, великолепное искусство. Костюмы просто ослепительны. Но то превосходство, которое вы демонстрируете паре номер двадцать один своим танцем, не оставляет им никаких шансов на победу, хотя судьи мечтают вас погубить.

— Да если они только посмеют засудить, мы всю Москву поставим вверх ногами! — взорвался тот самый моряк, который вчера преградил путь Недобежкину в гримерную к Завидчей. — От этих москвичей только и жди всякой подлости! — в сердцах воскликнул он.

— Друг мой! — ласково обернулась к нему Элеонора. — Не будем несправедливы к москвичам, среди них иногда попадаются очень порядочные люди.

— Не встречал, Эллочка! Не встречал! — слегка смягчаясь, но все еще очень неодобрительно глядя на Недобежкина, заявил моряк. — Может быть, мне фатально не везло.

Моряк скромно потупился, обрадованный, что ему удалось на глазах у всех произнести такую сакраментальную фразу, — особенно ему понравилось слово «фатально».

— Ну, ты даешь, Сашок? Фатально не везло ему! — засипел было шепотом кавторанг Друкаров в плечо своего друга, но кавторанг Кузярин недовольно пихнул его локтем под ложечку, чтобы тот не смазывал впечатление от его слов, и тот поперхнулся.

— Друзья, выпьем шампанского, за дружбу, за успех! Пусть всем сопутствует удача и пусть не будет побежденных! — Элеонора встала с кресла, беря бокал.

Шелковников, с трепетом ожидавший, какой бокал ему подсунут на этот раз, облегченно вздохнул, почувствовав в руке благородный хрусталь, н настолько обрадовался этому факту, что даже, вспомнив отчество Элеоноры, посмел крикнуть своим сахарным фальцетом:

— За нашу богиню Элеонору Константиновну! Ура!

Элеонора благосклонно взглянула на Витю, произнеся про себя: «А этот дурак мне нравился. Пожалуй, я его превращу во что-нибудь дурацкое — в кошачий бант, например, или в чайный свисток».

Шелковников, поймав на себе ласковый взгляд, зажмурился от удовольствия, поднес бокал к губам и сделал глоток. Он отпил еще и, не веря самому себе, сделал еще глоток. Сомнений не было, его, Шелковникова, какой-то шутник считал за человека второго сорта. Сегодня с ним поступили еще злее, чем вчера. Вчера ему подали треснутый стеклянный фужер, но зато с шампанским, сегодня же в настоящий хрустальный бокал налили обычного лимонада. Капитан-бомж придирчиво оглядел пьющих и, насколько можно было, залезая глазами, а не языком в бокалы присутствующих, убедился, что все пили шампанское.

— Какое издевательство, ну, подожди, ты мне попадешься! Кто же наливает здесь вино? — Шелковников, глубоко оскорбленный за честь своего мундира, взял из рук Леночки Шершневой бокал и отпил. В нем было настоящее Абрау-Дюрсо! Леночке эта манипуляция капитан-бомжа показалась подозрительной, она отпила из его бокала глоток и рассмеялась:

— Витек, а тебя разоблачили, в твоем бокале лимонад. Кто не рискует, тот не пьет шампанское. Ты, значит, ничем не рискуешь, а хотел пить шампанское. Ну, ты хитер, а кто — то оказался хитрее.

— Я рискую, Леночка. Ты тоже рискуешь! Тут все рискуют.

— Я уже поняла это, мопсик. Пойдем, я налью тебе вина. — Леночка снова начала относиться к капитан-бомжу ласково-пренебрежительно.

Артур, окруженный плотным кольцом щебечущих поклонниц, краем глаза наблюдал за гостями. Само собой, что больше всего не нравился ему Недобежкин, но, кроме Недобежкина, особенно насторожил его высокий, похожий на фоторепортера молодой человек с большой спортивной сумкой на плече. Артуру не понравились ни его темные очки, ни бородка, ни белые кроссовки, ни то, как он слепыми стеклами черных очков оценивающе разглядывал каждого из присутствующих, что-то анализируя и высчитывая. Седому этот молодой человек, которого он условно назвал «фоторепортер», тоже очень не понравился. Он многозначительно указал на него Лому, тот понимающе кивнул.

— Аркадий, — шепнула Завидчая Недобежкину. — Вы — волшебник, что вы сделали со мной? Я поняла, что танцую для вас. Я думала о вас всю ночь. Зовите меня просто Норой.

— Элла, нам пора! Нас зовут на паркет, — позвал сестру Артур.

— Аркадий! — горячо и многозначительно прошептала Завидчая. После соревнований я приглашаю вас ехать с нами кутить в загородный ресторан.

Она встала с кресла и провозгласила:

— Друзья! Я приглашаю всех моих друзей в «Русскую избу» в Ильинское. Мы будем обмывать мою победу или поражение.

— Победу! Победу! — закричали гости.

Петушкову, стоящему с Гаянэ около самых дверей, это предложение понравилось. Рядом с «Русской избой» помещалась дача его патрона Нилыча, на которой он надеялся укрыться с Гаянэ, чтобы отсидеться там, спасаясь от мести восточной мафии за разгром ресторана на Лесной и от преследования МУРа за погром в Бутырской тюрьме.

«Фоторепортер», оценив ситуацию, за минуту или две до того, как прозвучал третий звонок, вышел из гримерной и быстро попытался раствориться в толпе занимающих свои места зрителей, но, когда понял, что от Лома ему так просто отделаться не удастся, скользнул по одной из лестниц наверх, на чердак. Толкнув дверь с грозной надписью «Служебное помещение. Вход строго воспрещен», он, ловко маневрируя по железным переходам колосников, присел возле центрального софита и, бесшумно расстегнув «молнию» своей сумки, достал маленький баллончик с аэрозолем. Как только он заметил, что бегущие ноги Лома поравнялись с ним, он резко привстал и разрядил часть баллончика в лицо злосчастного молодого человека. Хоть Лом и ожидал от «фоторепортера» всяческих подлостей, но действия того были так скоры и неожиданны, что он не успел отвернуть лицо от аэрозоля и, приняв на себя заряд нервно-паралитического газа, опрокинулся на услужливо подставленную руку «репортера». Молодой человек помог ему поудобнее улечься вдоль переходного мостика колосников и, перешагнув через безжизненное тело, быстро заскользил к выходу с чердака. Прошу читателей запомнить этого молодого человека по кличке «фоторепортер», хотя больше в этой части наших повествований мы с ним не встретимся.