А вот Кеннет Спрэгг, напротив, мечтал о громком расследовании, которое поможет ему перебраться в Перт. И для этого он не остановится ни перед чем.
Вернон с горечью подумал, что Спрэггу не было никакого дела до того, что, скажем, Билл и Виолетта Грейсмарк потеряли на войне двух сыновей… Он вспомнил, как на его глазах росла Изабель, как маленькой она пела ангельским голоском в церковном хоре на Рождество. Потом его мысли переключились на старого Поттса, который после смерти жены воспитывал дочерей один… И каким ударом для него оказалась свадьба Ханны и Фрэнка… Что же до бедняжки Ханны… Она, конечно, не писаная красавица, но зато на редкость образованная и славная. Правда, Вернон все эти годы считал, что у нее, наверное, не все дома, если она продолжала верить, что дочь найдется, однако же вон как все обернулось…
Он сделал глубокий вдох, нажал на ручку и, войдя в комнату, где сидела Изабель, обратился к ней сдержанно и в то же время почтительно:
— Изабель, миссис Шербурн, я должен задать вам несколько вопросов. Я понимаю, что речь идет о вашем муже, но дело очень серьезное. — Он снял с ручки колпачок и положил на стол. На кончике пера собралась крошечная капелька, и он помахал ручкой из стороны в сторону, чтобы чернила распределились по перу равномерно.
— Он утверждает, что вы хотели сообщить властям о ялике, но он вам не позволил. Это правда?
Изабель, опустив глаза, молча разглядывала свои руки.
— Он был недоволен, что вы не могли родить ему детей, и решил все взять в свои руки, так?
Эти слова отозвались в ней болью. Неужели в своей лжи он невольно выдал правду?
— Неужели вы не пытались образумить его? — не сдавался Наккей.
Она ответила, причем совершенно искренне:
— Когда Том Шербурн считает, что поступает правильно, переубедить его невозможно.
— Он угрожал вам? Применял физическое насилие? — мягко поинтересовался полицейский.
Изабель, чувствуя, как ее охватывает та же ярость, что не давала покоя ночью, окончательно замкнулась.
Наккей частенько сталкивался с тем, как жены и дочери здоровенных лесорубов при одном взгляде на них предпочитали не перечить и проявляли покорность.
— Вы боялись его?
Она поджала губы и промолчала.
Наккей оперся локтями о стол и подался вперед.
— Изабель, закон признает, что жена может оказаться беспомощной в руках мужа. Согласно уголовному кодексу, вы не несете ответственности за то, что он заставил вас сделать или, наоборот, не позволил, так что вам нечего беспокоиться на этот счет. А сейчас я задам вам вопрос и прошу хорошенько подумать, прежде чем ответить. Напоминаю, что у вас не будет никаких неприятностей из-за того, что он насильно вас втянул во все это. — Сержант откашлялся. — По словам Тома, Фрэнк Ронфельдт был уже мертв, когда ялик прибило к острову. — Он заглянул ей в глаза. — Это правда?
Вопрос застал Изабель врасплох. Она уже собиралась подтвердить слова Тома, но тут вспомнила о его предательстве, и на нее нахлынула горечь потери Люси, злость и просто изнеможение, и она закрыла глаза.
— Это правда, Изабель? — мягко повторил полицейский.
Она уперлась взглядом в свое обручальное кольцо и заявила:
— Мне нечего сказать!
Из ее глаз брызнули слезы.
Том медленно пил чай, наблюдая, как пар из кружки растворяется в теплом воздухе. Сквозь высокие окна скудно обставленной комнаты падали косые лучи полуденного солнца. Том поскреб отросшую щетину, и ему невольно вспомнилось время, когда бритье, да и просто умывание были непозволительной роскошью.
— Налить еще? — равнодушно поинтересовался Наккей.
— Нет, спасибо.
— Курите?
— Нет.
— Итак! К острову прибивает ялик. Откуда ни возьмись.
— Я уже рассказывал это на Янусе.
— И будете рассказывать столько, сколько потребуется! Итак! Вы увидели ялик.
— Да.
— И в нем младенца.
— Да.
— В каком состоянии был младенец?
— Здоровый. Он плакал, но был здоровый.
Наккей что-то записал.
— И в ялике оказался мужчина.
— Тело.
— Мужчина, — повторил Наккей.
Том внимательно на него посмотрел, стараясь понять, к чему тот клонит.
— Вы ведь привыкли на острове чувствовать себя «царем горы», верно?
Том про себя отметил, что любой смотритель маяка углядел бы в этой фразе не только переносный, но и прямой смысл, и ничего не ответил. Наккей продолжил:
— Наверное, считаете, что там с рук может сойти все, что угодно. Никого же вокруг нет!
— Это не имело никакого отношения к безнаказанности.
— И решили, что можете оставить младенца себе. У Изабель же как раз случился выкидыш! И никто ничего не узнает. Верно?
— Я уже объяснял. Я принял решение. И заставил Изабель подчиниться.
— Вы били жену?
Том поднял глаза на полицейского.
— С чего вы взяли?
— А почему она потеряла ребенка?
На лице Тома отразился шок.
— Это она так сказала?
Наккей промолчал, и Том сделал глубокий вдох.
— Послушайте, я уже рассказал, как все было. Она старалась меня отговорить. Я признаю вину во всем, в чем вы меня обвините, так что давайте на этом закончим, только оставьте мою жену в покое.
— Я сам буду решать, когда и что делать! — рявкнул Наккей. — Я вам не ординарец, так что нечего командовать! — Он чуть отодвинулся от стола и скрестил на груди руки. — Этот мужчина в лодке…
— Что — мужчина?
— В каком он был состоянии, когда вы его нашли?
— Он был мертв.
— Откуда такая уверенность?
— В свое время я насмотрелся на трупы.
— А почему я должен вам верить?
— А зачем мне врать?
Наккей выдержал паузу, заставив вопрос повиснуть в воздухе, чтобы заключенный в полной мере осознал все его значение. Том неловко шевельнулся.
— Вот именно! Зачем вам врать?
— Жена подтвердит, что он был мертв, когда ялик прибило к берегу.
— Та самая жена, которую вы заставили лгать?
— Послушайте, одно дело — дать ребенку приют, и другое…
— Убить человека? — закончил за него Наккей.
— Спросите у нее!
— Уже спросил, — тихо произнес полицейский.
— Тогда вы знаете, что он был мертв.
— Я ничего не знаю! Она отказывается говорить об этом.