Я был готов ко всему, только не к такому.
– Мы пришли сюда не для того, чтобы слушать подобную чепуху! – возмутился я.
Холмс и Кроули украдкой обменялись взглядами, в которых я усмотрел что-то похожее на сговор. К моему величайшему удивлению, мой друг сделал жест, приглашая гостя продолжить его объяснения.
– Раздвоение – вполне реальный феномен. Вам никогда не приходилось слышать об аутоскопии, доктор Ватсон?
– Об ауто… что?
– Аутоскопии. Этот феномен заключается в том, чтобы видеть своего двойника, видеть самого себя, если вам угодно.
– Думаю, я практикую аутоскопию каждый день, когда вижу свое отражение в зеркале.
– Речь идет не об отражении, но о независимой единице, автономной и вполне реальной. Аутоскопия происходит следующим образом: заснувший человек внезапно ощущает, будто он поднялся над своим телом и наблюдает за ним. Это одно из проявлений раздвоения.
Холмса, казалось, очень занимают объяснения Кроули.
– Действительно, у меня бывало такое ощущение, – признался он. – Но, хотя это и было весьма захватывающе, я решил, что это просто сон. Во сне мы ведь испытываем иногда чувство падения или полета.
– То, что вы чувствовали, было не сном, а физическим процессом, который реально имел место. Раздвоение – это одна из способностей, которые человек растерял с течением веков.
Кроули направился к своей внушительной библиотеке и вернулся с несколькими томами. Он сел за стол гостиной и разложил перед нами книги.
– Вот «Демономания» Жана Бодена, появившаяся в 1576 году! Вот «Естественная магия». Все они описывают одно и то же. Определенные каталептические или коматозные случаи, обязанные своим возникновением болезни или сну, позволяют двойнику покинуть тело и по-своему отдохнуть, по собственному желанию или по просьбе. Любой, кто обладает достаточными научными знаниями, может воспарить над самим собой через двойника. Постоянство веры в двойника поразительно. Я собрал сотни свидетельств из древней и современной литературы. Я представлю их вам, чтобы вы смогли судить сами. Все эти свидетельства совпадают, вне веры и убеждений их авторов. Только интерпретация разная. То, что освобождает от божественной воли у христианских прорицателей, является плодом науки у волшебников и алхимиков. В любом случае непременным условием путешествия вдаль является тело, погруженное в кому. Языческие традиции и христианские имеют один источник, и каждые по-своему объясняют историю двойника.
– Если то, что вы говорите, правда, – подытожил Холмс, – каждый из нас может… раздвоиться.
– Это так. Но с течением веков человек закрылся в клетке прагматизма и науки. Он забыл о настоящем мире, он ощущает его лишь отрывками. Он утратил способности своих праотцев. В наши дни немногие знают, что у них есть второе «я». Лишь немногие посвященные владеют техникой, позволяющей освободиться по желанию. Некоторые имеют естественную предрасположенность к такого рода феноменам. Другие достигают этого при помощи таких средств, как алкоголь или наркотики.
Я не мог поверить, что моего друга интересует подобная чушь. Меня же Кроули не убедил.
– Все это фантастично и иррационально.
– То, что иррационально сегодня, может стать рациональным завтра, доктор Ватсон.
Я закатил глаза.
На лице Кроули появилось выражение серьезности и непоколебимости.
– Сегодня мы можем объяснить феномены, которые когда-то казались непонятными. Таких примеров великое множество. В античности греки наделяли душой некоторые минералы, поскольку те могли притягивать другие. Сегодня же физический принцип намагничивания никого не удивляет. В Средние века простой припадок эпилепсии рассматривался как дьявольский знак. И ученые не только не понимали этих феноменов, но боролись с ними с ненавистью и злобой, порожденными страхом. Я уж не говорю об обвинениях в ереси, выдвинутых против Галилея…
– Ваши замечания справедливы, – признал Холмс. – Но я предпочитаю придерживаться строгого анализа фактов.
– Я тоже, – сказал Кроули. – Но есть явления, которые пока трудно объяснить с помощью официальной науки. Мы все – заложники нашего века, картезианства, принятых идей и предрассудков. А ученые более чем кто-либо боятся признавать новые открытия, которые могут поставить под вопрос обоснованность и законность их знаний.
Холмс согласился. Было очевидно, что слова Кроули подтверждаются его собственным опытом. Разве не называли его самого еретиком и иконоборцем в научной и религиозной среде?
Холмс явно поддался обаянию этого любопытного персонажа, но я этого не сделал.
– Если я вас правильно понял, – с иронией заметил я, – то каждый человек обладает способностью раздваиваться, как только он достигнет каталептического состояния при помощи наркотиков или под действием сильной лихорадки?
– Точно.
– И этот двойник может перемещаться по своему желанию, окружить человека и приказать действовать ему так, как он того хочет?
– Да, это так.
– Итак, по-вашему, убийце достаточно просто заснуть и велеть совершить преступления третьему человеку, которым манипулирует его двойник. Или что-то в этом роде…
– Да. Но по вашему ироничному тону я вижу, что вы не верите мне, доктор Ватсон. Куда более привычно отнести эти соображения в область снов и фантастического воображения, чем согласиться перевернуть свои убеждения, не правда ли?
– Я хочу вам поверить, Кроули. Предъявите нам ощутимое, поддающееся проверке доказательство, и я стану вашим первым адептом.
– Для этого я вас и пригласил. Соблаговолите следовать за мной, господа. Роза уже, вероятно, проснулась.
Кроули проводил нас в подвал дома. Мы спустились по темной винтовой лестнице, пересекли две мрачные комнаты и оказались в просторном сводчатом зале, освещенном настенными факелами, неприятное потрескивание которых вызывало мурашки.
Около двадцати человек стояли в полной тишине, образовав круг в центре комнаты. На них были длинные черные накидки, их головы скрывали огромные капюшоны, в руках они держали черные свечи. С того места, где мы стояли, мы не могли видеть, что находилось в центре круга.
Кроули приложил палец к губам, показывая, что следует соблюдать тишину. Странное напряжение царило здесь, будто должно было произойти что-то необычное. Меня охватило беспокойство.
Мы присоединились к группе. И только тогда я увидел женщину, лежащую на мраморной плите, с закрытыми глазами. Дрожь пробежала у меня по спине, и шок был таким сильным, что я не смог сдержать изумленного вскрика. В ответ на мое восклицание со всех сторон послышалось «Тише!». Женщина, лежавшая передо мной, во всем отвечала описанию женщины в черном, данному Реджинальдом Фостером. Мертвенная бледность ее лица выделялась на фоне черного платья. Вокруг глаз были глубокие синие круги, что свидетельствовало о сильном переутомлении. Губы, узкие и плотно сжатые, были абсолютно бесцветными. Странное ощущение исходило от всего ее существа, как от свечи, пожираемой огнем.