Джандо - читать онлайн книгу. Автор: Роман Канушкин cтр.№ 112

Артур растерянно посмотрел на Профессора Кима, потом перевел взгляд на девочку:

— Где ты это прочитала, Дора?

Дора лишь пожала плечами.

— Заметь, — усмехнулся Профессор Ким, — в своих рассуждениях о Небесной Книге дитя оперирует абстрактными понятиями.

— Не надо меня путать, — рассердилась Дора. — Ничего подобного я не говорила. А если вам не интересно…

— Что ты, очень интересно! — Ким примиряюще поднял руки: — Продолжай, пожалуйста.

— На чем я остановилась?

— Знание.

— Да — Знание. И со-Знание, буквы. Сознание — это только сопричастность к Знанию, и, видимо, лишь к небольшой части. Это даже так и называется: со-Знание.

— Дора… ну-ну.

— И вот эта причастность, — продолжала девочка, — сознание, и превращает Большие Истории в Маленькие Истории. Вот и все. Чего тут непонятного?

— Конечно, — усмехнулся Артур, — подумаешь, бином Ньютона! Получается, что мы, буквы, творим весь видимый мир. Твой друг Профессор мог бы тебе что-то и рассказать о солипсизме, Дора. Именно так называются подобные воззрения.

— Я не говорю, что мы творим весь видимый мир. — Дора удивленно пожала плечами. — Я что, по-вашему, совсем того?! Я только говорю о превращении Больших Историй в Маленькие Истории.

— При помощи сознания внутри нас.

— Почти по Канту, — быстро вставил Профессор Ким. Его явно забавляла эта беседа.

— Ну ни при какой ни при помощи. Это какая-то путаница у вас в голове… Сознание внутри нас, а мы— внутри его. Проще сказать, что сознание — это и есть Маленькие Истории. Как их по-другому вытащить из этой книги? Только… и Большие Истории… ну, как в зеркале — это отражение сознания.

Артур покачал головой, затем улыбнулся и перевел взгляд на Профессора Кима:

— Для этого Ким и вооружился папуасским копьем?

— Копьем африканских шаманов, — уточнила Дора, — а настоящие шаманы часто бывают в Больших Историях.

— Хорошо. — Артур кивнул. — Но все-таки ответьте на мой вопрос: то молоко в миске у дверей — это тоже Большие Истории?

— Молоко, которое мы налили в миску, — проговорила Дора, исподлобья глядя на Артура, — в отличие от некоторых взрослых, помнит Большие Истории. И нам остается только надеяться, что оно не успеет повзрослеть и не подведет нас…

Вот так. Ни больше ни меньше.

И сейчас Артур громко спросил:

— Ну как там у вас?

— Пока порядок, — отозвался Олежа. — А у вас?

— Все тихо.

«У вас! — подумал Артур. — По большому счету — я здесь один. С Кимом не особо пообщаешься».

Артур снова потянулся за сигаретой. Что-то он стал слишком много курить. Курить и пить кофе. И вообще надо заняться этим. Прямо с понедельника. Нет, совсем бросать курить он не собирается, но, скажем, ограничиться пятью — семью сигаретами в день вполне возможно. И тремя чашками кофе. Вот прямо с понедельника и начнем.

— А что делает ребенок? — поинтересовался Артур.

— Ничего, — как-то странно проговорил Олежа. — Стоит. Стоит посреди холла.

Холл в квартире Профессора Кима был светлый, просторный.

— Прямо как у нас, — сравнила Дора и подумала, что больше всего на свете ей хочется сейчас домой. Но она отогнала эту мысль.

«Далекая Яблоня-Мама, сделай так, чтобы он нашел ее, — продолжала повторять про себя Дора, — сделай так, чтобы долгий сон отпустил ее… Я не боюсь, но сделай так, чтобы Королева пробудилась, потому что очень скоро они будут здесь».

Дора встала между двумя зеркалами — одно было укреплено на входных дверях, а другое висело напротив, на стене. Бесконечный зеркальный лабиринт… Вроде бы все правильно. Ты что, боишься, Дора? Ну ты же не такая трусиха… Ты же вундеркинд, и память у тебя… феноменаль… Нет, послушай, Дора, память у тебя феноменальная, и ты больше никогда не будешь путать это слово, и ты вовсе не боишься… Хорошо?

Она еще раз провела руками по своему спортивному костюму из флиса и, кивнув, тихо произнесла:

— Хорошо…

Девочка поправила надетую на голову корону, ее корону, сделанную из резинового мяча, и вспомнила себя на приеме у зубного, стоматолога, как любит говорить папа. Стоматолог — это такое длинное запутанное слово, и пока его произносишь, успеваешь забыть, что речь идет о враче. Тогда главное было подготовиться и сказать себе: «Я не боюсь». И действительно, становилось не так страшно.

— Я не боюсь, — сказала девочка. Она встала спиной к входной двери и увидела свое многократно повторившееся изображение, уходящее в бесконечность. Там, с другой стороны этой зеркальной бесконечности, находилась добрая и могущественная Яблоня-Мама, и она всегда помогала Доре. Всегда, когда требовалась помощь. А разве сейчас не такой день?! Даже несмотря на то что он самый короткий в году.

А потом Дора услышала голос Олежи. Она тут же убедила себя, что этот голос вовсе не испуганный, а просто очень удивленный.

— Дора, молоко, — проговорил Олежа. — Оно скисает… Молоко скисает прямо на глазах.

Девочка обернулась, и Олежа вдруг увидел, что она совсем бледная. Большая полая тишина вытеснила из холла все звуки. Птза Доры расширились — эмалированная миска скисшего молока стояла на низком трехногом табурете. Девочка подняла голову, словно соглашаясь с тем, что увидела, и в этой мгновенной тишине, сотворившейся из чего-то липкого, как остывший кисель, повис ее голос. Очень негромкий. Но Олежа все же почувствовал прикосновение этого липкого холодного киселя к своей спине.

— Они за дверью, — прошептала Дора.

Снова вошла Блонди, выглядела она озадаченной.

— Знаешь, я уже несколько раз звонила в эту квартиру… Я не хотела тебя беспокоить, но там никто не отвечает.

Юлик посмотрел на Блонди и подумал, что ее пшеничные локоны иногда кажутся золотыми. В ту пору, когда он еще был скрипачом, Юлик мечтал дружить именно с такой девочкой — златовлаской. И он выдумал ее и даже дал ей имя. И перед сном он рассказывал себе истории про то, как играет ей на скрипке, и даже про то, как он защитил ее от пролетарских детей, бьющих по пальцам. К счастью, все это было давно забыто, и вот всплыло в самый неподходящий момент… Наверное, такое бывает.

— Хорошо, Блонди, я позвоню сейчас сам, — проговорил Юлик и с грустью подумал: «Конечно, Блонди, тебе там и не ответят. Уже слишком поздно… Теперь я должен сделать это сам».

Блонди еще какое-то время с тревогой смотрела на Юлика, затем спросила:

— Ты уверен, что все в порядке?

О чем это она?

— Да, Блонди, иди к себе. Знаешь, принеси что-нибудь выпить… Крепкого и холодного. И сделай две порции… Ну, в смысле, себе чего захочешь — там вроде бы оставался «Бали». Но мне — крепкого. Хорошо?