Ночь Стилета-2 - читать онлайн книгу. Автор: Роман Канушкин cтр.№ 59

Этот ответ Приму ошеломил.

— Черт побери, — проговорил Валентин Михайлович, — это что ж такое получается?.. — Потом он извлек Алексашкин рисунок, и его рука начала автоматически нащупывать в кармане пачку сигарет. — Это как, етти его мать…

Мы что, вытащили главный приз?

Наконец рука Валентина Михайловича наткнулась на пачку «Явы». Только сигареты лежали на столе.

— Это ж от кого такой подарок? — глухо проговорил Прима, еще не веря в реальность того, что открылось его внутреннему взору; все ниточки начали связываться, элементы мозаики, этого темного, опустошающего его паззла, в который с Примой играли все это время, начали складываться совершенно неожиданным образом… В такой же неожиданный, быть может, даже безумный рисунок. Но в этот момент, чувствуя, как волны охотничьего азарта захлестывают его, Прима не обратил внимания на вроде бы случайно вырвавшийся вопрос. «Это ж от кого такой подарок?» В тот момент еще не обратил.

Потому что двумя сутками ранее его не меньше ошеломил второй Алексашкин рисунок, а вернее, показания по нему главного свидетеля по делу Яковлевой, ее ближайшей подруги Наталии Смирновой.

Нашли ему Наташу, нашли девочку, помогли ребята из Ростовского управления, хотя Прима и не объявлял Смирнову в розыск. Что бы мы делали в это разваливающееся время, если б не поддержка и помощь друзей?

Прима шел как по струнке, он совершенно не знал дороги, полностью отдаваясь в руки собственной интуиции. Уже сейчас, сделав в вечернем поезде, идущем в Москву, большой глоток коньяку, Прима с удовлетворением подумал, что пока вроде бы умудрился не допустить ни одной ошибки. Сейчас, когда он уже разворошил это осиное гнездо, когда уже обнаружил, что все каналы информации оперативно перекрыты — или перекрываются прямо на глазах, когда от Петра Григорьевича Новикова узнал, что на странный факс очень быстро прореагировали «федералы», Прима еще раз мысленно поблагодарил свою интуицию за то, что она провела его в темноте по тонкой струнке, не позволив сорваться вниз.

«А ведь поводов для прокола было более чем достаточно, — подумал Валентин Михайлович, — например, объявить официально Наталию Смирнову в розыск.

Не говоря уже о более серьезных вещах».

На втором рисунке Алексашки был изображен какой-то диковинный зверь, точнее рыба, похожая на сказочное чудовище, чудо-юдо рыба-кит. Мифологический рисунок, вроде японского дракончика. Но со странным, мутным чувством, Предчувствие. Темное понимание.

Прима уже понял, где он видел его раньше. Правда, мельком. Почти не обратив на него внимания. Это была татуировка. И он видел ее на внутренней стороне бедра потерпевшей, хотя лучи-плавники, изящно изгибаясь, приближались к паху. Рисунок оказался совсем небольшим и на весьма интимных местах. О его существовании могли знать лишь очень близкие люди. Ну и разумеется, тот, кто его делал.

Прима видел татуировку на теле потерпевшей в момент ее опознания.

В ситуации с Александрой Афанасьевной Яковлевой эту татуировку, конечно, могла еще видеть и Наталия Смирнова. Учитывая их ремесло, барышням скорее всего неоднократно приходилось наблюдать друг друга обнаженными.

Так в чем дело? Почему городской дурачок Алексашка, мучимый некоторыми несоответствиями, делает этот рисунок? Узнать это не составило труда. Прима был мягок, он действительно чувствовал перед Алексашкой свою глубокую вину плюс испытывал безмерную благодарность за спасение Алеськи. Прима был очень мягок. Он лишь только просил, не нажимая, ни на чем не настаивая. И кое-что прояснилось. Алексашка, конечно, не мог быть в числе клиентов потерпевшей, но и он… видел ее обнаженной. Он наблюдал за ней. У них окна были напротив. Алексашка признался в этом с какой-то смутившей Приму простотой.

Доверительно и прямо.

— Она была красивая, — вздохнул Алексашка, — и все тело у нее было чистым. Я б заметил такой интересный рисунок, — сказал он. — Тем более на таком месте, — добавил Алексашка чуть испуганно.

Татуировка. Рыба-дракон. И Прима видел ее прежде. Совершенно не придав этому значения.

И что? Это что за чушь? Она могла себе сделать с десяток татуировок.

В последнее время потерпевшая почти не находилась в Батайске, а какие уж там увлечения могли возникнуть в столице, одному Богу известно. Но и Алексашка ни на чем не настаивал, он лишь протянул Приме свой рисунок и пожал плечами.

— Может, это ничего не значит, — пролепетал Алексашка.

«Ну конечно, — поморщившись, подумал Прима, — так-то лучше. Зачем вся эта чушатина? Итак, из этого дела уже прет какое-то дерьмо… И еще эта чушь с татуировками!»

Так бы хотел думать Валентин Михайлович, только…

Только Прима (все же чутье редко подводило его) заметил одну особенность, связывающую оба Алексашкиных рисунка. И на фотографическом портрете Железнодорожника, и на рисунке вытатуированной рыбы присутствовала одна особенность. Это были глаза, в чем-то похожие на обоих рисунках.

Провалы в потаенный адский пламень.

И Прима все с тем же ощущением ватной пустоты в районе желудка вдруг почувствовал, что, вполне возможно, все это не совсем чушатина. И нечего наслаждаться успокаивающим самообманом. Так или иначе, подумал Прима, но, скажем мягко, Алексашка не совсем нормальный человек. Может, он и не дурачок, но в любом случае с рациональной точки зрения не совсем психически нормален. И он рисует то, что ему подсказывает его неведомая интуиция, то, что внушило ему, быть может, неосознаваемое чувство тревоги. В обоих случаях. То, что связывало в его зрении оба ряда преступлений. Глаза на обоих рисунках, провалы в потаенный адский пламень. И здесь уже вряд ли можно было отыскать следы логики (конечно, потерпевшая могла сделать с десяток татуировок, это ничего не доказывает!), здесь, увлекаемый Алексашкой, Прима вступил в тревожные области темного знания.

Предчувствие. Темное понимание.

Прима доверял своему профессиональному чутью, и оно его не подводило.

Почему же он должен отказывать Алексашке в наличии у него своей формы подобного чутья? По крайней мере от попытки сделать это его не убудет. Алексашка нарисовал то, что чувствовал, то, что пугало его. Как животные чувствуют грозу, так некоторые люди чувствуют беду. Конечно, с логической точки зрения он ничего не мог знать про эту татуировку, в том числе и того, когда она появилась, но его чутье, интуиция заставили его нарисовать оба рисунка.

А вот теперь Прима и его логический аппарат могут использовать эту информацию по своему усмотрению. И здесь как раз все очень неплохо складывается. Главный свидетель по делу Яковлевой, Наталия Смирнова, очень испугалась чего-то. Настолько, что это заставило ее попытаться исчезнуть. И Прима прекрасно помнил, когда это произошло. Вовсе не в тот момент, когда ему сообщили, что Смирнову нигде не могут найти. Это произошло раньше. На опознании тела Яковлевой. Когда из-под простыни свесилась нога потерпевшей. Теперь, прокручивая в голове, словно кинопленку, последовательность событий, Прима видел это наверняка. Когда из-за самопроизвольного сокращения мышц свесилась нога потерпевшей, Наталия Смирнова вздрогнула. И это была вполне понятная реакция. А потом тело положили в первоначальное положение, и для этого подняли простыню. В этот короткий момент Наталия Смирнова увидела что-то. И вот тогда, к удивлению Примы, она так сильно переменилась. Замкнулась и попыталась побыстрее уйти. Вот тогда она испугалась по-настоящему.