Обиженная - читать онлайн книгу. Автор: Александр Варго cтр.№ 20

— Да, конечно. Но вызов НЕ был ложным. Тот факт, что эта женщина отказывается от медицинской помощи, не является основанием для наложения штрафа. Я лишь выполнял свой гражданский долг. Попробуйте уговорить ее написать отказ от помощи, — предложил Андрей.

Они вышли вслед за Ксенией. На ее птичьей шее вновь висел ящик для пожертвований, придавая нищенке вид бродячей шарманщицы. Машина «Скорой» умчалась прочь.

— Так что там насчет шкафа? — спросил Андрей. Ксения стояла, чуть наклонив голову. Свет взошедшей луны залил все вокруг серебристой крошкой.

— Прощайте, — сказала старуха и зашагала прочь. Неожиданно Андрея осенило. Игорь, тот самый риелтор, который помогал ему со сделкой, обмолвился, что в этом доме скончался человек.

— Ксения! — позвал он. Женщина обернулась.

— Этот мужчина, что умер здесь…

— Это мой муж, — прошептала она и быстро заковыляла в темноту. Вскоре она исчезла из виду, лишь какое-то время слышалось бряцанье ящика с пожертвованиями, потом стихло и оно.

Если половина ваших желаний сбудется, у вас будет вдвое больше горестей.

Поговорка

Я спросила: «Чего ты хочешь?» Он сказал: «Быть с тобой в аду».

Анна Ахматова

Сергей немигающим взглядом смотрел на календарик. С тех самых пор он заметно истрепался, и его карандаш куда-то пропал, так что теперь он царапал крестики на датах черенком от своего «весла», то есть ложки. Ложки, отличавшей его от других обитателей барака наличием дырки. Собственно, в «шлемке» [19] тоже в самом центре красовалась рваная дыра.

Осталось ровно две недели. Каких-то паршивых четырнадцать дней. Но если на воле это время проносится так, что его даже не замечаешь, то здесь Сергею ежесекундно давали понять каждой своей клеткой, что он — «опущенный».

Вчера его снова «пустили по кругу» за то, что он отказался убирать «дальняк», а потом избили. Было нестерпимо больно, и кровь даже до сих пор сочится, поэтому Сергей старался не сидеть на ягодицах и в основном стоял, а когда уставал, то ложился прямо на пол.

Он убрал календарик. Перед глазами все мутилось, анальное отверстие словно натерли наждаком и присыпали перцем. Он взял ложку и задумчиво повертел ею в воздухе. Черенок был заточен, как, впрочем, почти все ложки в камере. «Убью их. Завалю к чертовой матери. И Зябу, и Хомута, всех… И Галю». Он до сих пор не мог простить того случая с полотенцем. А между тем Галя, ничтоже сумняшеся, уселся к нему полубоком и сосредоточенно онанировал. «Убью», — повторил он про себя. Сергей повторял эти слова снова и снова как магическое заклинание, но вместе с тем где-то глубоко внутри он отдавал себе отчет, что никого здесь, конечно же, не убьет. Когда до освобождения остается две недели, ни один «петух» не станет этого делать, рискуя добавить себе этим поступком еще лет десять сроку.

«Санчасть», — неожиданно возникла в его голове мысль. Ведь любой зэк знает, что условия в больничке куда лучше, чем тут, да и питание там не то что здесь… Для некоторых сидельцев эта пресловутая санчасть становилась натуральной идеей фикс, пределом всех мечтаний, и к достижению этой цели они шли, используя любые средства, увеча себя такими ужасающими способами, что о них впору слагать легенды, и у нормального человека они бы вызвали глубочайший шок. Сергей слышал, что самым распространенным среди «мастырки» [20] у зэков было глотание всевозможных несъедобных предметов — гвоздей, бритвенных лезвий, проволоки, даже сварочных электродов, а один исхитрился и протолкнул в себя напильник, предварительно обложенный хлебным мякишем. Желающие получить высокую температуру вводили под кожу керосин. В суставы рук или ног загонялись иглы — и опухшая конечность выглядела как после перелома. Резанием вен тоже занимались, но этим администрацию колонии было не удивить.

На памяти Сергея один заключенный прибил гвоздем собственную мошонку к табуретке, причем по самую шляпку. И в таком состоянии под гогот остальных зэков его вместе с волочащейся табуреткой препроводили к «лепиле» [21] . Но высшим пилотажем был случай, когда некий авторитет на глазах «пупкарей» вскрыл себе живот и вывалил часть своего кишечника в «шлемку». Одного из охранников стошнило прямо там.

Разумеется, делать себе харакири Сергей не собирался — для того чтобы провести такую операцию, как тот зэк (он, кстати, отлично провел время среди молоденьких медсестер), нужен опыт и железные нервы, а у него не было ни того ни другого.

Он улегся, продолжая перебирать пальцами «весло» и размышляя про себя: «Две недели. Две недели здесь или?..»

Галя, закончив мастурбировать, сел подле «тормозов», стеклянными глазами глядя куда-то в пустоту. Третий «петух», Вика, спал прямо рядом с «дальняком». Его подселили совсем недавно, хотя Митя Ростовский возмущался, говоря, что двух «девочек» для их хаты предостаточно.

За ширмой, которой другие зэки отгородились от «опущенных», послышалось оживление. Хомут достал откуда-то полулитровую бутылку водки и резал сало, которое ему с воли прислал брат, Зяба готовился замутить чифирь, Митя Ростовский, кашляя, слезал со шконки — они собирались встречать Новый год.

Сергей вспомнил, что один зэк как-то проглотил пару кусков мыла, и его забрали с острой диареей. Мыла здесь был всего один кусок, и если он съест его, месть со стороны сокамерников будет неминуема и жестока, да и диарея для его нынешнего состояния задницы, признаться, не слишком гуманный эксперимент.

«Я отмечу Новый год по-своему», — сказал про себя Сергей, и, прежде чем мозг успел осознать, его правая рука сделала глубокий разрез от запястья до бицепса. Затем еще поперечный… Из получившегося на руке «креста» хлынула кровь, показавшаяся при плохом освещении жидкой грязью.

— Галя, — хрипло проговорил Сергей, чувствуя, как быстро рукав набухает горячей кровью. — Вызови «пупкаря».

«Опущенный» вяло посмотрел на Сергея и медленно покачал головой.

Сергей встал на ноги и, пнув ногой Галю, стукнул в дверь. Тишина. Он крикнул. Снова стукнул, и еще раз, разбудив при этом дремлющего Вику. У него началось легкое головокружение.

— Света, заткнись! — рявкнул со своей шконки Зяба. — Мало тебе вчера, так я добавлю!

Но Сергей не слышал его, продолжая стучать. На глазах появились слезы, он непроизвольно слизывал их языком. Рука постепенно немела, во всем теле появилась пугающая слабость.

— Успокойся, — тихо проговорил Галя. — Они не придут. Сегодня ведь праздник. Знаешь? Новый год. Я всегда любил Новый год. Мама в детстве клала мне под елку конфеты. Карамельки. Я очень их любил. Вика, у тебя есть конфеты?

— У меня есть лук, — простуженным голосом проговорил Вика, доставая из недр своего тряпья грязную луковицу.