Парижские тайны - читать онлайн книгу. Автор: Эжен Сю cтр.№ 412

— Как вы себя чувствуете, сестра? Вы очень бледны...

— Отныне я уверена, что буду жить... Разве я не великая герцогиня Герольштейнская? — с горькой улыбкой сказала она.

Оставшись наедине с Родольфом, Сара прошептала слабым голосом, в то время как черты ее лица страшно исказились:

— Силы меня покидают... Я чувствую, что умираю... Ее я не увижу!

— Нет, нет... увидите... успокойтесь, Сара... вы увидите ее.

— Я уже не надеюсь..... это напряжение... Нужна была сверхчеловеческая сила... мое зрение уже меркнет!

Быстро подойдя к графине и взяв ее руки в свои, принц прошептал:

— Сара, она сейчас придет... она не задержится...

— Бог не пожелает... ниспослать мне это последнее утешение.

— Сара, слушайте... Кажется, приближается карета... Да, это она... Вот ваша дочь!

— Родольф, вы не скажете ей... что я была плохой матерью! — медленно произнесла графиня, уже ничего не слыша.

Раздался стук кареты, едущей по мощеному двору.

Графиня ничего не замечала. Ее речь становилась все более бессвязной. Родольф со страхом склонился над ней, он увидел, что взгляд ее померк.

— Прости!.. Моя дочь... Видеть дочь! Прости... Хотя бы... после моей смерти пусть воздадут почести моему званию! — прошептала она наконец.

Это были последние внятные слова Сары. Несмотря на искреннее раскаяние, вновь проявилась навязчивая идея всей ее жизни.

Вдруг вошел Мэрф.

— Монсеньор... принцесса Мария...

— Нет, — живо воскликнул Родольф, — она не должна входить. Скажи Сейтону, чтобы он привел пастора.

Затем, показав на Сару, которая угасала в медленной агонии, принц произнес:

— Господь лишает ее высшего утешения — обнять дочь.

Полчаса спустя графиня Сара Мак-Грегор скончалась.

Прошло две недели после того, как Родольф, женившись на Саре in extremis, узаконил рождение Лилии-Марии. Наступил один из дней великого поста. Определив таким образом время действия, мы поведем читателя в Бисетр. Это огромное заведение [159] предназначено, как известно, для лечения умалишенных, а также является домом гражданских инвалидов и служит убежищем для семисот — восьмисот бедных стариков, достигших семидесятилетнего возраста, в высшей степени немощных.

Прибыв в Бисетр, вы прежде всего окажетесь среди обширного двора, засаженного высокими деревьями и зеленеющими между ними лужайками, в летнее время украшенными клумбами цветов. Нет ничего более отрадного, более спокойного, более здорового, чем этот парк, специально предназначенный для немощных бедняков; зеленый массив окружает здания, во вторых этажах расположены просторные спальни с хорошими кроватями, здесь свежий воздух; в первом этаже, где царит исключительная чистота, находятся столовые: там обитатели Бисетра получают здоровую вкусную пищу, тщательно приготовленную благодаря заботливому попечительству администрации этого прекрасного заведения.

Попасть в такое убежище было бы мечтой одинокого труженика, вдовца или холостяка, который после долгих лет лишений и честного труда нашел бы там отдых и удобства, которыми он никогда в жизни не пользовался.

К несчастью, фаворитизм, в наши дни господствующий повсюду, овладел и денежными средствами Бисетра; большинство иждивенцев — прежние слуги господ, попавшие сюда благодаря протекции тех, у кого они в последнее время находились в услужении.

Нам это кажется возмутительным злоупотреблением. Конечно же, исключительно велика заслуга тех людей, которые в течение многих лет честно выполняли обязанности слуг, и они достойны благодарности, так как многие годы были верны своим господам, составляли иногда единую семью с ними, но, как ни похвально было их поведение в прошлом, услугами этих людей пользовались их хозяева, и значит, они, а не государство, должны вознаградить бывших слуг.

Не будет ли справедливым, с точки зрения нравственности, чтобы места в Бисетре и других подобного рода заведениях по праву принадлежали труженикам, избранным среди тех, кто больше всего нуждается и кто доказал свое примерное поведение.

Для них, как бы ни было ограничено число этих мест, такие убежища, по крайней мере, являлись бы далекой надеждой, облегчавшей их повседневную нужду. Спасительная надежда, которая поддерживала бы в них стремление к добру, предвещая в будущем, конечно далеком, но, во всяком случае, осуществимом, покой и радость как вознаграждение за их заслуги. И так как они могли бы рассчитывать на эти убежища только при безупречном поведении, то волей-неволей повышался бы их нравственный уровень.

Не будет ли чрезмерным требовать, чтобы некоторые труженики, достигшие весьма преклонного возраста, несмотря на всякого рода лишения, могли бы надеяться когда-нибудь получить в Бисетре пищу, отдых, убежище для своей изнуренной старости?

Конечно, эта мера исключает в будущем из состава живущих в Бисетре литераторов, ученых, художников преклонного возраста, у которых нет иного пристанища.

Да, в наши дни талантливые, знающие, умные люди, которые пользовались в свое время уважением, с большим трудом получают место среди старых слуг, попавших туда по протекции их хозяев.

Неужели было бы роскошью, если бы небольшому числу тех, кто способствовал славе, величию Франции, тех, чья репутация освящена мнением народа, неужели было бы излишним, чтобы в годы глубокой старости им было предоставлено скромное, но достойное убежище?

Быть может, это значило бы требовать слишком много, однако приведем один из тысячи примеров: было израсходовано восемь или девять миллионов франков на сооружение величественного здания «Мадлен»; но ведь это не собор и не церковь, на эти огромные средства можно было совершитm много добрых дел, основать, я полагаю, дом-приют на двести пятьдесят — триста человек, в прошлом замечательных ученых, поэтов, музыкантов, чиновников, врачей, адвокатов и т. п., ибо все эти профессии представлены среди пансионеров Бисетра, здесь они нашли бы почетное убежище.

Несомненно, что это вопрос человечности, целомудрия, национального достоинства для страны, претендующей шествовать во главе прогресса искусств; вопрос разума цивилизации; но об этом не подумали...

Ибо Эжезипп Моро и многие другие редкие таланты умерли в больнице для бедных или в нищете...

Ибо благородные умы, которые сияли чистым, ярким светом, носят теперь в Бисетре халаты добропорядочных бедняков.

Ибо у нас нет, как в Лондоне, благотворительного заведения [160] , в котором неимущий иностранец находит хотя бы на ночь крышу над головой, постель, кусок хлеба...