Парижские тайны - читать онлайн книгу. Автор: Эжен Сю cтр.№ 343

— Боже мой! Но если возможен такой позор, значит... нет правосудия?..

— Правосудие, — произнес Гобер, язвительно рассмеявшись, — это как мясо... слишком дорого, чтоб его ели бедные люди... А вот если речь идет о том, чтобы выслать их в Мелен, поставить к позорному столбу или отправить на каторгу, другое дело... тогда вершат суд бесплатно... Голову рубят тоже бесплатно... все бесплатно... Будьте любезны, возьмите билет, — произнес Гобер в свойственном ему ироническом тоне, — вам не будет стоить ни десяти су, ни двух су, ни одного су, ни сантима... Нет, господа, сущие пустяки, платить ничего не надо... доступно каждому; надо подставить лишь голову... стрижка и завивка за счет государства... Вот вам бесплатное правосудие... Но чтоб суд вступился за честную мать и ее семью, помешал подлецу мужу избивать и грабить ее, превратить дочь в продажную женщину — такой суд будет стоить пятьсот франков... Моя бедная Жанна, тебе придется от него отказаться.

— Послушай... Фортюне, — сказала несчастная мать, заливаясь слезами, — ты меня убиваешь...

— Я тоже убит горем, думая о твоей судьбе, твоей семье... понимая, что я ничем не могу помочь... Кажется, я всегда смеюсь... но не ошибайся на этот счет. Понимаешь, Жанна, у меня смех бывает разный: иногда — веселый смех, а иногда — печальный... Не хватает силы и смелости быть злым, гневным, ненавидящим, как другие... у меня все это превращается в шутку. Но мои трусость и слабость не позволили мне стать более скверным человеком, чем я есть. А тут такой случай: эта одинокая избушка, где не было даже кошек, а главное, собак, вот и попытался украсть. К тому же луна светила во все лопатки; ведь темной ночью, когда я один, на меня находит дьявольский страх!..

— В чем я всегда была убеждена, Фортюне, что ты на самом деле лучше, чем о себе думаешь. Вот почему и надеюсь, что судьи пожалеют тебя.

— Пожалеют? Выпущенного на свободу рецидивиста? Рассчитывай на это! Впрочем, я на них не сержусь: что здесь быть, что в каком другом месте, мне все равно; к тому же ты права, я не злой... а злых ненавижу по-своему: высмеиваю их; чтобы понравиться слушателям, привожу такие истории, в которых жестокие люди, глумящиеся над униженными, в конце концов наказаны... вот я и в жизни веду себя так, как это описывается.

— Неужели они любят такие истории, эти люди, среди которых ты живешь... бедный брат? Никогда бы этому не поверила.

— Послушай! Если я им буду рассказывать о каком-то парне, который ворует и убивает для своего удовольствия и в конце концов попадается, они не станут меня слушать, но если речь идет о женщине, или о мальчике, или, к примеру, о таком бедняге, как я, — а ведь на меня достаточно дунуть, чтобы я свалился, — и меня преследует «мерзкий тип», только для того, -чтобы поиздеваться, стремясь похвалиться своей силой, тогда они топочут от радости, если узнают, что мерзавец получил наконец по заслугам... У меня есть забавная повестушка «Сухарик и Душегуб», она приводила в восторг арестантов меленской тюрьмы, здесь ее никто не знает. Обещал сегодня рассказать, но нужно, чтобы мне хорошо заплатили, и тогда я все отдам тебе... К тому же «Сухарика» я запишу для твоих детей... Он изрядно позабавит их; «Сухарика» можно читать даже монахиням, так что не смущайся.

— Слушай, дорогой Фортюне, меня немного успокаивает то, что ты не столь несчастен, как другие.

— Конечно, если бы я был таким, как Жермен — наш арестант, я навредил бы себе. Бедный малый... боюсь, как бы ему не пустили кровь... нависла угроза... вечером готовится расправа...

— Боже мой, его хотят избить? Ты, Фортюне, по крайней мере, не вмешивайся!

— Не такой я дурак! Мне бы здорово всыпали... Прохаживаясь по камере, я слышал, что они намерены сделать: собираются заткнуть ему рот кляпом, а чтобы надзиратель не заметил... хотят окружить его, а один из арестантов будет громко читать газету или книгу... остальные сделают вид, что слушают...

— Но почему они так его ненавидят?

— Потому что он сторонится всех, ни с кем не разговаривает, на «всех смотрит с отвращением, они и решили, что он шпион. Глупо, конечно, напротив, он дружил бы с арестантами, если бы хотел наушничать. К тому же с виду он вполне порядочный господин, и это их раздражает. Во главе заговора староста, по прозвищу Скелет. Он атлет по сравнению с беднягой Жерменом, их жертвой. Я не стану вмешиваться, даю тебе слово; пусть сами разбираются. Видишь, Жанна, нельзя быть мрачным в тюрьме... сразу начинают тебя подозревать, я же никогда не ходил в подозрительных. Ну вот, достаточно поговорили, тебе пора домой, ты ведь теряешь время здесь со мной... Я-то могу балагурить сколько угодно, а ты — другое дело. Приходи... повидаться, ты знаешь, всегда буду рад. До свидания.

— Брат... побудь еще немного, прошу тебя...

— Нет, нет, тебя ждут дети... Надеюсь, ты им не сказала, что их дядя сидит в тюрьме?

— Они думают, что ты на островах; когда-то и наша мать считала, что ты там. Так, по крайней мере, я могу говорить с ними о тебе.

— В добрый час... ну, ладно, иди.

— Послушай, хоть я и не богата, но так тебя не оставлю; ты ведь мерзнешь, голые ноги, дрянной жилет... Мы с Катрин подберем тебе одежонку. Фортюне, нам так хочется помочь тебе...

— Чем? Одеждой? У меня одежды полные чемоданы. Когда они прибудут, я смогу одеться как принц... Послушай, хоть улыбнись. Не хочешь? Ну ладно, серьезно, я не отказываюсь, после того как «Сухарик» наполнит мою копилку... Я тебе все отдам... Прощай, милая Жанна, как только ты придешь, не будь я Острослов, если не заставлю тебя улыбнуться. Ну, иди, я и так слишком тебя задержал.

— Брат... послушай же!..

— Дружище, — обратился Гобер к тюремщику, сидевшему в другом конце коридора, — свидание кончилось, иду к себе. Довольно поговорили.

— Ах, Фортюне... нехорошо... так выпроваживать меня, — сказала Жанна.

— Наоборот, очень хорошо. До свидания, расскажи завтра детям, что видела меня во сне, что я живу на островах и просил их целовать. Прощай.

— До свидания, Фортюне, — сказала бедняжка вся в слезах, глядя, как ее брат возвращается в камеру.

Хохотушка, после того как полицейский сел возле нее, не могла слышать разговор Фортюне и Жанны, но она не спускала с нее глаз, намереваясь, по крайней мере, узнать адрес бедной женщины, чтобы иметь возможность рассказать о ней Родольфу.

Тем временем Жанна поднялась со скамьи, чтобы выйти на улицу, и гризетка подошла к ней и робко заговорила:

— Сударыня, не желая подслушивать ваш разговор, я все же узнала, что вы — бахромщица?

— Да, мадемуазель, — слегка удивленно ответила Жанна. Она сразу почувствовала расположение к Хохотушке, увидев ее изящную фигуру и прелестное лицо.

— Я портниха, шью платья, — продолжала гризетка, — теперь, когда бахрома и позументы в моде, заказчицы часто просят меня отделать ими платье; я подумала, что будет дешевле обратиться за бахромой к вам, а не в лавку, ведь вы работаете на дому, к тому же я могла бы платить вам больше, чем платит фабрикант.