– Сей же час, государь, – сказал младший Шуйский и, шурша своими золотыми одеждами, полез под стол.
Дмитрий еще дважды ронял кубок и заставлял обоих Шуйских унизительно лазить за ним.
– А что? Шуйские такие же, как и все другие рабы и слуги государевы. Хватит, набаловали их.
Присутствовавшие польские вельможи благодарили Всемогущего Бога за те права, которыми он наградил их отечество. Подобные поручения их государь не дал бы и последнему дворянину.
* * *
В этот день поздно вечером старший Шуйский, Василий Иванович, собрал своих сторонников и сказал знаменательные слова:
– Пора за дело! Беда за плечами!
В этот раз без промаха были собраны самые надежные люди. Специально вызванные из Новгорода и Пскова воеводы. Купцы, ходившие под защитой Шуйских десятилетия. Самые близкие родственники. И даже князь Мстиславский.
У всех уже были открыты глаза. Тот младенец, которого так долго искал Семен Годунов, настоящий спасенный царевич, сгинул где-то в Польше. Этот не болен падучей, значит, он не настоящий, значит, он не государь, нет за ним Бога. Можно убивать.
И тут же Шуйский произвел раздачу подарков. Кому пообещал воеводство, кому боярский чин, кому просто добычу. В том числе и польских женщин.
А как же? Пора за дело! Беда за плечами!
Все эти «идиоты» из Думы были, как правильно говорил про них Ян Бучинский, очень умными и деловыми людьми. И за каждым стоял клан.
И никто ничего не сообщил Дмитриевым людям.
А верный, все знающий человек из Архангельского собора Фрол Микитин был убит еще зимой.
* * *
17 мая Василий Иванович Шуйский и его сторонники решили привести в исполнение свой план.
В третьем часу утра разом во всех трех тысячах церквах Москвы ударили колокола.
Из всех углов побежали толпами сотни тысяч человек кто с дубинами, кто с ружьями, кто с обнаженными саблями, кто с копьями. Люди кричали:
– Поляки убивают царя!
Встревоженный полусонный Дмитрий вскочил с кровати, заметался и бросился к спящему неподалеку Басманову:
– Что происходит?
К своему удивлению, Басманов увидел перед дворцом в Кремле и снаружи на всех крыльцах и лестницах бесчисленное количество людей с копьями и кольями.
Он кинулся назад в спальню к царю:
– Измена, государь! Тебя предупреждали!
Дмитрий стал спешно одеваться, искать оружие.
– В чем дело? – спросила сонная Марина.
– Измена, душа моя! – отвечал Дмитрий. Пока Басманов тоже одевался и вооружался, в спальню ворвался пьяный боярин и заорал:
– Что, еще не проснулся, недоношенный царь?! А ну выйди, дай отчет народу!
Басманов одним ударом отсек говорильщику голову:
– Беги, царь, я тебя спасу.
– Марина, душа моя! – снова крикнул Дмитрий. – Измена! Уходи как можешь!
Он бросился тайным ходом вызывать Маржеретову охрану, потому что «москва» уже начала стрелять по дверям покоев из мушкетов, и немцы-ландскнехты с их алебардами оказались в палатах беспомощными.
Дмитрий не знал, что весь отряд Альберта Скотницкого распустил по домам Дмитрий Шуйский: «Не могут люди работать сутками. Пусть отдыхают. Ничего государю не грозит. Так он сам велел».
Басманов решил задержать толпу, пока Дмитрий сумеет поднять на оборону стрельцов, и вышел на крыльцо.
Увидев знаменитого и грозного воеводу, толпа отошла назад. От Басманова всегда веяло опасностью.
Перед ним оказался только старый друг его Михаил Татищев, которого за день перед этим Басманов спас от гнева Дмитриева, а может быть, и от смерти.
– Ага, Михаил, – сказал Басманов. – В чем дело?
– А вот в чем!
И вместо ответа Татищев острым кинжалом прямо в сердце убил Петра Федоровича.
«Наш господин», который, как трусливый пес, боялся Басманова, с торжественным ревом ринулся во дворец.
Толпа, возглавляемая князьями и боярами, вломилась в спальню царя. Там к этому времени оказалось много испуганных женщин из окружения Марины.
– Ах вы, потаскухи! – закричала толпа. – Где царь? Где Марина?
Марина, будучи маленького роста, в ужасе спряталась под юбку гофмейстерины Казановской.
– Где царь, мы не знаем. А царицу сегодня в первом часу мы отправили к отцу, – отвечали женщины.
Князья тут же велели своим клевретам растащить красивых полячек – дочерей и жен польских вельмож – по своим дворам и имениям. Очень приятно было поиметь силой этих утонченных и спесивых аристократочек.
Гофмейстерину Казановскую из-за ее позднего возраста и некрасивости оставили в покое. Таким образом Марина была спасена от насилия и позора.
Дмитрий почти ушел от толпы. Но, поверив в свою постоянную удачу, прыгнул с третьего этажа дворца на каменную площадь.
– О, Боже! – Он вывернул ногу. На его счастье, внизу стоял отряд незавербованных изменщиками стрельцов.
– Измена! – сказал им Дмитрий. – Спасите меня, и я сделаю вас боярами!
Стрельцы окружили Дмитрия и встали в каре.
К этому времени один за одним их самих стали окружать негодяи Шуйского. Явился Петр Шереметьев со свитой вооруженной челяди. Прибежал Дмитрий Шуйский с обнаженным мечом.
– Сдайте нам царя! – требовали они. – Не сдадите, пойдем в вашу слободу и из пушек расстреляем ваши семьи.
– Идите и стреляйте, – отвечали стрельцы из наружной охраны. – Это наш царь, и мы умрем вместе с ним.
Стрельцы сами стали стрелять по нападавшим.
– Стойте, стойте! – закричал князь Василий Голицын, явившийся со свитой вооруженных и хорошо организованных людей после осмотра царской спальни. – А если мы мать царицу Марфу спросим? Если она от него откажется?
– Если она от него откажется, тогда другое дело, – отвечали стрельцы.
Все они видели, как по два раза в день царь навещал свою мать. Они выделили одного из своих доверенных стрелков для похода к царице и снова заняли круговую оборону.
«Я спасен, – решил Дмитрий. – Еще полчаса – и Москва встанет за меня».
Понурый стрелец вернулся с Голицыным:
– Она говорит: не ее сын!
Дмитрия как громом ударило по голове. Он на секунду растерялся.
– Зовите Нагих! – крикнул он. – Ее запугали!
– Хорошо, позовем!
Люди Голицына притащили Михаила Нагого.
– Это настоящий Дмитрий? – спросил Василий Голицын.
– Нет! – ответил Михаила Нагой.