Лжедмитрий Второй, настоящий - читать онлайн книгу. Автор: Эдуард Успенский cтр.№ 55

– Это даже для вас, а каково мне? – Он продолжил: – Мы так решили: в страстную субботу я причащаюсь и перехожу в католическую веру. Это мое поражение в споре с отцами церкви и это моя победа над схизмой. Но главное поражение будет ждать меня в Москве, если кто-нибудь узнает о моей победе.

Дмитрий грустно задумался.

– Мне уже сейчас по Кракову шага сделать нельзя, чтобы за мной не следили русские глаза, не шли русские люди. Я и не подозревал, сколько людей Русь сюда выбросила.

* * *

По случаю страстной недели весь Краков был погружен в раскаяние, в молитву. Во всех храмах велась служба, горело множество свечей. Нищие собирали урожай пожертвований.

Но не только нищие протягивали руку за подаянием. Братья из ордена милосердия в черных рясах, в капюшонах, опущенных на лицо, тоже ходили по городу от церкви к церкви, от двери к двери и собирали подаяния в пользу бедных. Это был способ приближения к Богу сильных мира сего путем сбивания спеси, путем ломки гордыни.

Страшный грех, гордыня затемняет умы, противопоставляет сильных слабым, вредит государственным делам, оглупляет умных.

Краковский воевода Николай Зебржидовский и царевич Дмитрий были в числе братьев. Они заходили в частные дома, в церкви, на рынки, просили подаяния у прохожих.

– Подайте, братие, на бедность нашу. Подайте для братьев ваших.

Их цель, помимо участия в акции, была незамеченными попасть в костел Святой Варвары, где служил службу настоятель Каспар Савицкий, чтобы исповедоваться. Именно его Дмитрий избрал своим духовником.

Никем не узнанные, они вошли в костел.

– Все, с Богом! – сказал Зебржидовский, подведя Дмитрия к келье иезуита, и отправился вверх на хоры. – Я верю, что все будет прекрасно.

Дмитрий на дрожащих ногах вступил в келью настоятеля.

– Сын мой, – начал Каспар Савицкий, – приготовившись к исповеди, откройте самые заветные помыслы своей души. Не думайте о светской суете, о мирском величии. Вы стремитесь к столь великой цели. Вам надо быть очень чистым перед Богом. Если кто-то хочет обмануть людей, он может это сделать. От Бога у людей нет тайн, а вы нуждаетесь в особой помощи Всемогущего. И расплата за грехи, за лжеклятвы может быть страшной.

Дмитрий замялся. Он понимал всю серьезность и страшность момента. Потом сказал:

– Отец мой. Я чист перед Богом и людьми. Промысел Божий не раз помогал мне в достижении моей цели, не раз спасал меня от смерти и коварства. Я искренне верю в правоту мою. Я искренне надеюсь на помощь Божию.

– На этом и остановимся, – сказал пастор Савицкий. – А теперь покайтесь мне в грехах своих.

Грехов у царевича было много, вплоть до убийства людей в целях самозащиты.

Но самым главным было то, что он ни минуты не сомневался в том, что он реальный наследник русского престола, в том, что он истинный Рюрикович. И многие грехи его и даже преступления шли оттого, что он, отбросив все сомнения, ни минуты не колеблясь, шел к отцовскому престолу.

Через некоторое время царевич с просветленным лицом, закрытым черным капюшоном, и его проводник Николай Зебржидовский в таком же капюшоне вместе покинули костел.

* * *

Как только слух о признании королем Сигизмундом царевича Дмитрия настоящим претендентом на московский престол прокатился по Польше, настоящий сын царя Ивана, в прошлом бесноватый мальчик Андрей из Московии, а сейчас учитель поповских детей из города Шклова, понял, что надо действовать.

Если он еще дольше просидит молча в своей поповской школе, его трон займет неизвестный черт из коробочки. И тогда уже никто и ни за что не сможет доказать его прав на престол. Да и не захочет доказывать.

В тот день, когда он узнал об этом, он вывел единственную верховую лошадь из дома священника и поехал к единственному человеку, который хоть как-то мог ему помочь при условии огромного, немыслимого вознаграждения – к своему бывшему мучителю и покровителю польскому шляхтичу Казимиру Меховецкому.

Когда он приехал, он попросил бумагу и перо и написал все, что он помнил о событиях в Угличе. О своей матери, о дядьях, об убитом им дворовом мальчике. Запись его начиналась так:

Ясновельможный пан Казимир!

Как на исповеди священнику, положа больное сердце мое на святую Библию, хочу рассказать вам истинность жизни моей.

Я рожден был в семье царя Великой Московии Ивана Васильевича Четвертого, известного в Польше по имени Грозный.

С малых лет я жил и воспитывался в городе Угличе под присмотром опальной матери моей царицы Марии и трех (не уверен) братьев ее…

Дальше, точно как это было на самом деле и как он помнил об этом, он изложил все, что с ним случилось. Начиная от убийства мальчика-конкурента до отправки его дядей Афанасием Нагим в Польшу к благодарному за освобождение от татар пану Казимиру.

Он оставил записки владельцу имения. Помолился на ближайшую церковь и вернулся к своему работодателю священнику в город Шклов.

Еще одна бомба, заложенная под государство русское, стала проявляться и постепенно набирать силы. Чтобы взрывом выбить окна, разорить и поджечь не один дом, не одну деревню, не один город в будущем бедствующей Московии.

* * *

Двадцать пятого апреля три кареты по весенним просыхающим полям, по совершенно невозможным дорогам двигались в сторону Самбора. Дмитрий и Мнишек возвращались из Кракова.

В этот раз всадников сопровождения было не тридцать, а, пожалуй, около пятисот. Шло много возов с оружием, порохом, провиантом и одеждой. И еще пять раз по столько должно было прибыть в Самбор к середине мая. Знамя похода на Москву было поднято.

Перед отъездом Дмитрий был еще раз принят королем. Король наградил его деньгами, дорогой парчовой одеждой и вручил тяжелую золотую цепь с профильным своим изображением.

Клавдий Рангони, папский нунций, тоже – и в этот раз открыто – принял царевича, пожелал удачи и тоже сделал дорогие подарки.

Осталось только вооружить первые тысячи польских добровольцев и казаков, разбить их на отряды, выделить командиров и вывести за Днепр.

И еще задерживал Дмитрия в Самборе брачный договор с Мариной Мнишек. Надо было с точностью до деревни, до поселка и реки указать выделяемые ей владения вокруг Пскова и Новгорода. С точностью до столового прибора указать приданое, количество денег и кремлевских драгоценностей, предназначаемых ей в дар к свадебной церемонии.

Еще один договор был заключен с самим Мнишеком. Ему, помимо большой суммы денег, была выделена половина Смоленского княжества. Другая предназначалась их королевскому величеству Сигизмунду Третьему.

В Русии укреплялись валы, ремонтировались крепости, усиливались гарнизоны, скакали посыльные с прелестными письмами к казакам.

Патриарх Иов рассылал по стране проклинающие Отрепьева грамоты. Вот уж кто в это время меньше всех думал о престоле.