Библиотека географа - читать онлайн книгу. Автор: Джон Фасман cтр.№ 17

Страница

Пришло время удалиться от дел, и Сильвио сошел на берег в Генуе с оставшимися в его распоряжении двенадцатью моряками. Совместными усилиями они утопили свой корабль, воспользовавшись для этого черным порошком, который раздобыли в Циндао, выменяв на ящик прессованных розовых лепестков из Маската. Потом Сильвио пригласил своих людей к себе домой на прощальный ужин, где передал каждому из них тринадцатую часть своих богатств. Затем, как это было принято в Генуе у уходивших на покой капитанов, торжественно предал огню пустой мешок, что символизировало окончание морских путешествий и торговли. Мешок, сожженный им, был изготовлен из сицилийского джута. Члены команды Сильвио еще помнили юного вертлявого вора, который, привязав к поясу, пронес его на борт их корабля в Палермо.

Предмет 2. Башня, вырезанная из слоновой кости, — сорок сантиметров в высоту, двадцать в поперечнике у основания, двадцать в поперечнике в верхней части; внутри полая и полностью зачерненная, словно долгое время подвергалась воздействию огня. У прорезанных наружных окошек видны направленные вверх следы пламени, как у реальной башни, выжженной изнутри пожаром. Декоративный орнамент цвета аквамарина и киновари украшает основание башни, а также зубцы и минареты в ее верхней части. В основу дизайна изделия положено галлюцинаторное видение, возникшее под воздействием гашиша у Али Расула Али (1034–1134) — архитектора и шахматиста, жившего в городе Лахоре. Али вырезал из слоновой кости полный набор шахматных фигур значительно большего, чем обычно, размера. К концу жизни он стал очень близорук, но любви к шахматам не утратил и продолжал играть этими большими и тяжелыми фигурами, чтобы не напрягать зрение и тренировать мышцы рук.

Вся полезная работа проводилась алхимиком внутри башни, подобный факт в приложении к данному предмету позволяет составить представление о том, что такое башня алхимика или какой она могла быть. Главное, чтобы имелось необходимое для работы внутреннее пространство, ибо в трактатах говорится, что алхимик мог бы работать и внутри горошины, если бы нашел полую горошину соответствующих размеров. При любых условиях башня должна была содержать необходимое оборудование и испаряющие субстанции, связанные с определенным алхимическим процессом, по причине чего башни широко варьировались в размерах (эта одна из самых маленьких; описывается случай, когда для сих целей использовалась башня замка, в которой из-за ужасных запахов и испарений никто не мог жить). Впрочем, совершенно не обязательно придавать подобным конструкциям форму башни. Как известно, высшей степенью развития этого понятия являлся весь подлунный мир.

Дата изготовления. Конец одиннадцатого столетия нашей эры.

Изготовитель. Али Расул Али.

Место изготовления. Лахор.

Последний известный владелец. Юсеф Хадрас ибн Аззам абд Салих Джафар Халид Идрис. Означенный предмет был похищен из его библиотеки в 1154 году Омаром Иблисом, рожденным на Сицилии вором, который умер, переквалифицировавшись в феодосийские виноделы. Омар носил башню при себе вплоть до болезни, поразившей его в неестественно преклонных для простого смертного годах. Перед смертью он зарыл башню в уединенном месте между своим домом и виноградником. Она пролежала здесь, никем не потревоженная, до 1943 года, когда ее выбросил на поверхность один из взрывов, которые вменялись в вину крымско-татарским сепаратистам. На самом деле взрывные устройства закопал и активировал агент КГБ Юрий Старпов, чтобы создать предлог для задуманной Сталиным депортации и последующей ликвидации крымско-татарского населения. Майор Советской армии латвийского происхождения нашел башню среди вывернутых взрывом корней виноградника и привез с собой в Свенционис, где эта вещь, вероятно, совершенно забытая, пролежала в кладовке за кухней среди дешевых фаянсовых тарелок и щербатых чашек вплоть до 1974 года, когда дом был обворован.

Ориентировочная стоимость. Основываясь на ценах антикварных шахматных фигур и предметов прикладного искусства, относящихся к домонгольскому периоду, можно предположить, что цена ее составляет от двадцати четырех до семидесяти тысяч долларов. Другие фигуры из этого комплекта существуют и по ныне, но рассеяны по всему миру. Так, парную этой белую ладью можно увидеть на одной из задних полок антикварного магазина в Пексе, невежественный владелец которого требует за нее четыреста форинтов. Две черные ладьи, раскрашенные смесью козлиной крови, компоста и золы кардамонового дереву ушли с аукциона в Пондишери по шестьдесят пять тысяч долларов. Юный ирландский гроссмейстер Шон Лаллан из Роккаммона, у которого растут не только годы, но и размеры личного состояния благодаря удачным инвестициям в шерстопрядильную промышленность Донегала, владеет обоими белыми конями из этого комплекта и одним из черных слонов. Говорят, он готов выложить за второго такого же слона денежный эквивалент двадцати акров земли принадлежащего ему поместья. Поддельная версия белого ферзя из этого комплекта была продана на аукционе в Торонто за пятьдесят четыре тысячи долларов одному протезисту — специалисту по коррекции зубов и, по совместительству, большому волоките и любителю прекрасного пола.

Когда профессор Джадид удалился, я пожалел, что не принял его предложения выпить после занятий. Вероятно, мне следовало больше думать о возвращении на работу, но уж слишком я был заинтригован: пистолеты и заговоры — даже академические заварушки вроде той, о которой мне поведал профессор Джадид, — интересовали меня куда больше, нежели заседания школьных советов и местные дебаты. Глядя на чистое, безупречно-лазурное небо над головой и вдыхая воздух города, напоенный характерными для этого места запахами поздней осени дымом, морем и провонявшими рыбой доками, — я стал подумывать, что здесь можно не без приятности провести девяносто минут, пока Джадид находится на занятиях.

Мысль встретиться с Джадидом в баре импонировала мне еще больше. Мой профессор был учтивым, классически образованным, с развитым чувством собственного достоинства человеком, явившимся сюда, казалось, из предвоенной Европы начала века. За подобные качества многие в университетском городке его недолюбливали и считали чуть ли не динозавром. Но он мне нравился еще и потому, что современная рациональная и приземленная жизнь не оказывала на него, казалось, никакого влияния. Я видел студенток, не желавших проходить в дверь, которую он вежливо для них придерживал, но не помню ни одного случая, чтобы он забыл это сделать. Мы с ним перестали контактировать по причине моей лености. Я не отвечал на его письма, забывал позвонить, а почти год назад получил от него последнюю весточку.

Не знаю, чего мне больше не хватало — его присутствия или связанного с ним чувства, что к моей персоне и поступкам относятся по-доброму и с великодушным снисхождением, которое покинуло меня, когда я окончил университет и стал жить самостоятельно, единолично принимая важные для себя решения. Кроме того, мне не хватало этого города — его почти домашнего уюта, старомодности, странности и, в отличие от Линкольна, полноты жизни. Когда я бросил взгляд на Родерик-стрит — главный здешний студенческий променад, — мне припомнились старые истории, связанные с годами обучения; образы, появившиеся в этой связи перед моим мысленным взором, казались куда более выпуклыми и зримыми, нежели реальные люди, шедшие сейчас по этой улице по своим делам. Впрочем, через несколько минут подобного созерцания энтузиазм, вызванный возможностью побыть здесь еще несколько часов, иссяк, словно меня проткнули ножом. Интересное дело: в какое бы знакомое место я теперь ни приезжал, меня прежде всего одолевали призраки прошлого. Мыслей же о настоящем в связи с этим местом было мало, а о будущем — так и вовсе ни одной. Обдумав все это, я решил сесть в машину и вернуться в Линкольн — то есть к своей реальной жизни.

Страница