– Вы обещаете, что Марине ничего не будет сказано о
возможной опасности?
– А вот этим надо заняться серьезно, – сказал
Дермот. – Но я хочу, чтобы вы поняли – скрывая от жены правду, вы
подвергаете ее риску. Впрочем, ближайшие несколько дней, пока ваша жена
находится под наблюдением врачей, опасаться нечего. У меня к вам еще одна
просьба. Составьте, пожалуйста, по возможности полный список людей,
находившихся на площадке у верха лестницы или поднимавшихся по ступеням в
момент убийства.
– Постараюсь, хотя не уверен, припомню ли всех. Лучше
попросить об этом мою секретаршу, Эллу Зелински. У нее блестящая память, у нее
же должны быть списки приглашенных. Если хотите поговорить с ней сейчас…
– Хочу, и даже очень.
Глава 11
1
Элла Зелински бесстрастно взирала на Дермота Крэддока сквозь
массивные очки в роговой оправе, а он думал – надо же, чтобы так повезло! Спокойно
и по-деловому она выдернула из ящика стола листок с машинописным текстом и
протянула его Крэддоку.
– Могу сказать почти наверняка – сверх этого списка не
было никого, – сообщила она. – Но, возможно, есть двое или трое
лишних – кое-кто из местной публики. То ли до них не дошло приглашение, то ли
они быстро ушли. Короче, я почти уверена, что этот список точен.
– Очень квалифицированная работа, позвольте сделать вам
комплимент, – сказал Дермот.
– Спасибо.
– Наверное… извините, я в этом полный профан… наверное,
ваша работа требует высокой квалификации?
– Все должно быть отпечатано четко и ясно, это факт.
– А каковы ваши обязанности? Вы, если можно так
выразиться, осуществляете связь между студией и Госсингтон-Холлом?
– Нет. К работе студии я не имею никакого отношения,
разве что отвечаю на звонки оттуда либо звоню на студию сама. На мне – светская
жизнь Марины Грегг, ее деловые и личные контакты, ну и в определенной степени я
слежу за ведением хозяйства.
– Работа нравится?
– За нее щедро платят, и она достаточно интересна.
Впрочем, убийство в контракте оговорено не было, – добавила она сухо.
– Вы были потрясены?
– Так сильно, что хочу спросить: вы уверены, что это
убийство?
– Шестикратная доза гиэтилмексина и так далее – чем еще
это может быть?
– Несчастным случаем.
– Но как, на ваш взгляд, такой несчастный случай мог
произойти?
– Вам трудно себе это представить, потому что вы не
знаете обстановки. Этот дом – просто склад всякого снадобья. Я вовсе не имею в
виду наркотики. Речь идет о лекарствах, выписанных доктором, но, как часто
бывает в медицине, так называемая смертельная доза не всегда сильно отличается
от дозы лечебной.
Дермот кивнул.
– У людей театра и кино разного рода провалы в памяти –
дело вполне обыкновенное. Иногда мне кажется, чем больше ты талантлив как
художник, тем меньше у тебя здравого смысла в каждодневной жизни.
– Вполне возможно.
– А сколько они таскают с собой всяких бутылочек,
облаток, порошков, капсул и всяких коробочек! Успокоительное в кармашке, тоник
в сумочке, таблетка для поднятия духа еще бог знает где – мудрено ли
перепутать?
– Но все это едва ли применимо к нашему случаю.
– Как сказать. Допустим, кому-то из гостей
потребовалось успокоиться или взбодриться, он (или она) достал свою бутылочку и
то ли потому, что с кем-то в эту секунду разговаривал, то ли потому, что забыл
дозу – давно это средство не принимал, – положил себе в бокал больше, чем
полагается. Потом отвлекся и куда-нибудь отошел, а в это время появляется
миссис, запамятовала ее фамилию, думает, что это бокал ее, хватает его и
выпивает. По мне, такая версия куда правдоподобнее всего остального.
– Надеюсь, вы понимаете, что подобные варианты мы тоже
рассматривали.
– Понимаю. И все же там бродило столько людей, столько
бокалов с напитками повсюду стояло! Берешь чужой и выпиваешь из него – это не
такая уж редкость.
– То есть вы не думаете, что кто-то намеренно отравил
Хитер Бэдкок? По-вашему, она просто выпила из чужого бокала?
– Мне кажется, что это – самое вероятное.
– В таком случае, – сказал Дермот, тщательно
подбирая слова, – это был бокал Марины Грегг. Понимаете? Ведь Марина
передала умершей свой бокал.
– Может, она только думала, что это ее бокал, –
поправила его Элла Зелински. – Вы ведь с Мариной еще не разговаривали? Она
рассеянна до крайности. Она может взять любой бокал, похожий на тот, что был у
нее, и выпить из него. Я не раз видела, как она это делала.
– А «Калмо» она принимает?
– О да, как все мы.
– И вы тоже, мисс Зелински?
– Бывает. В таких делах люди склонны обезьянничать.
– Я бы очень хотел поговорить с мисс Грегг, –
сказал Дермот. – Она… на удивление долго не может прийти в себя.
– Это просто каприз, истерика, – объяснила Элла
Зелински. – Она же все время себя заводит. А тут – убийство! Оно не может
не выбить ее из колеи.
– А вас, мисс Зелински, не может выбить?
– Когда вокруг тебя целыми днями все только ахают да
хватаются за сердце, – сухо ответила Элла, – поневоле впадаешь в
другую крайность.
– Вы гордитесь тем, что и бровью не ведете, когда рядом
разыгрывается трагедия?
Она обдумала его слова.
– Возможно, это не самая милая черта. Но мне кажется,
если такой иммунитет у себя не разовьешь, сама живо чокнешься.
– А у мисс Грегг было… у мисс Грегг трудно работать?
Это был в некотором роде интимный вопрос, но Дермот Крэддок
решил провести легкий эксперимент. Если Элла Зелински вскинет голову и глазами
спросит его, какое отношение это имеет к убийству миссис Бэдкок, придется
признать, что миссис Бэдкок тут действительно ни при чем. Но вдруг Элла
Зелински захочет рассказать, что она думает о Марине Грегг?
– Она прекрасная актриса. Ее личное обаяние
беспредельно, и оно необыкновенным образом ощущается на экране. Работать у
такого человека – большая честь. Ну а в личном плане это, конечно же, чистый
кошмар!
– Aгa… – пробормотал Дермот.
– Промежуточных состояний она не знает. Либо на седьмом
небе от счастья, либо на дне бездны, эмоции все время через край, а на неделе у
нее обязательно семь пятниц, да не дай бог упомянуть при ней третье, пятое и
десятое, потому что она обязательно расстроится.