Последний танцор - читать онлайн книгу. Автор: Дэниел Моран cтр.№ 32

— Де Ностри уже проснулся, но только-только, а Седон уже через сорок восемь секунд после начала движения находит коридор, ведущий в помещения для офицерского состава.

Седон отворяет три двери, продвигаясь по коридору и заглядывая в каждую комнату; за четвертой он сталкивается с де Ностри, как раз собирающимся выходить, чтобы выяснить причину тревоги.

— То, что Седон делает после этого, — невыносимо мрачным голосом продолжает Венс, — ясно показывает, что он слушал, думал и учился во время каждого контакта с гвардейцами даже под гнетом мощнейшего стресса.

Первые два выстрела Седана направлены на руки де Ностри. Он уничтожает лазер в левой руке, перемещает луч и удерживает его на правой руке, пока де Ностри рвется к нему. Седану везет: к тому моменту, когда де Ностри приближается вплотную, оба его встроенных лазера сожжены.

— Де Ностри выкрикивает грязное ругательство, которое мы сотрем в последнем варианте записи. Мы должны, — произносит Венс, — в будущем приучить гвардейцев не открывать рот во время атаки. На его месте я поступил бы точно так же.

Стоя неподвижно, Седон с ювелирной точностью всаживает луч лазера прямо в открытый рот де Ностри.

— Если бы де Ностри держал рот закрытым, он смог бы, хоть и не сразу, убить Седона. Но выстрел в это открытое, наполненное криком отверстие испарил его язык, и я представляю, сколь невыносимой была боль.

Де Ностри замирает.

Голограмма исчезла, в коридоре остались только Венс и Мирабо. Комиссар с отвращением покачал головой.

— Сомневаюсь, что вам стоит смотреть остальное. Седон ослепил его, а потом три с половиной минуты забавлялся с ним. Я повидал на своем веку погибших в бою гвардейцев, — продолжал он, — но никогда не видел ничего подобного тому, что наш «танцор» сотворил с офицером Сэмюэлем де Ностри. После того как Седон прожег ему кожу, он направил луч лазера в образовавшуюся дыру и медленно поджарил парня изнутри. Не прошло и пяти минут после нападения на дю Бушажа, как пленник прожег наружные двери Центра, спокойно вышел, дошел прогулочной походкой до берега реки и прыгнул в воду.

— Вышел?.. Прогулочной походкой?..

— Рассчитанное оскорбление, Кристина. Он плюнул нам в лицо. Даже Трент имел такт сбежать.

— И все это произошло...

— Тридцать шесть часов назад. Мы до сих пор не нашли его.

На борту шатла, возвращаясь в Капитолий, Кристина Мирабо еще раз от начала до конца просмотрела запись, удаленную Венсом из голографических камер Центра.

Когда все закончилось и дым, поднимавшийся от тела Сэ-мюэля де Ностри, исчез на экране монитора, командующая Гвардии Кристина Мирабо сдержанно, но твердо сказала:

— Он должен умереть. И как можно быстрее.

— Я найду его, — заверил ее Венс, — и убью собственными руками.

— Желаю тебе удачи, мой друг.

Уставшее, измученное лицо Мирабо выглядело еще более холодным и отстраненным, чем обычно. Эту по-военному дисциплинированную женщину недооценивал Генеральный секретарь, ненавидело Министерство по контролю за рождаемостью, а иногда предавали и в рядах самих Миротворческих сил. Слово «друг» в ее устах было не простой словесной эквилибристикой, она действительно очень хорошо относилась к Мохаммеду Венсу. Настолько хорошо, что однажды даже рискнула довериться ему. И не ошиблась.

— Тебе понадобится больше удачи, чем в той истории с Трентом. И не повтори ошибки молодых офицеров, пытавшихся убить Седона голыми руками.

— Я вырву сердце у него из груди!

Кристина некоторое время с удивлением разглядывала профиль Венса. Потом покачала головой и сказала:

— Знаешь, Мохаммед, а ведь я до этого случая ни разу не видела тебя по-настоящему разозленным. Весьма поучительное зрелище.

Венс не ответил. Он всю дорогу просидел, напряженно выпрямившись и глядя в пустоту, пока ракета возвращалась в верхние слои атмосферы, слегка вибрируя от усиливающейся турбулентности.

Закончив читать записи Макги за несколько часов до рассвета, Уильям Дивейн раздраженно вздохнул. Факты, как и в первый раз, по-прежнему не внушали доверия.

А еще он не мог понять, почему эта история так непреодолимо влечет его. Широко зевнув, Дивейн закрыл ручной компьютер, повесил халат и снова лег спать. Уже почти рассветало, когда он заснул.

И увидел сон.

Глубоко внутри каждого человека есть что-то важное, скрытое в тумане древней памяти. Даже не памяти, а смутных и неясных воспоминаний о том, что другой человек делал давным-давно. Процессы управления памятью, являющиеся ядром личности Уильяма Дивейна, вступили в игру, проверяя вызов, чтобы определить его неотложность. Мозгу Дивейна доступно лишь ограниченное количество воспоминаний, все блоки памяти заполнены до отказа. Он может существовать как трезвомыслящее существо, только постоянно забывая какие-то мелкие подробности из своей жизни, складируя и заполняя ячейки долговременной памяти и оставляя только информацию, имеющую непосредственное отношение к текущим событиям. Любой вызов глубокой памяти опасен, и чем дальше залегают воспоминания, тем страшнее их неожиданное появление, чем древнее информация, тем меньше вероятность, что она будет способствовать выживанию в современном мире. Процессы управления уже приняли решение проигнорировать вызов...

Но он звучит все настойчивей. Период сна перешел во вторую фазу; если требуется завершить работу к тому времени, как Дивейн проснется, начинать ее надо сейчас. Принимается решение сохранить текущие способности, так же как и основную массу настоящей памяти, и временно убрать все данные, предшествующие этому времени. Процесс идет медленно. Он требует проверки, стирания, уплотнения и складирования большого количества информации. Период почти заканчивается, когда освобождается соответствующая ближняя память — для того чтобы пропустить вызов в глубинные слои.

Воспоминания обрушиваются на сонное подсознание Дивейна. Холодный английский замок, где он провел большую часть четырнадцатого века. Женщина с рыжими волосами и лютней в руках. Дети. Его дети. Битва у Верблюжьего холма в 527 году, где он получил самую серьезную рану за всю свою невероятно долгую жизнь. Рим во времена расцвета Империи и долгое лето в Египте...

Слишком рано. Назад...

Тысячелетия со своим народом, путешествия по берегам Европы...

И до этого...

Поздним утром следующего дня, когда солнце уже высоко стояло над южной частью Ирландии, Джи'Тбад'Эовад'Дван открыл глаза навстречу первым мгновениям полной осознанности, которой он не испытывал более пятнадцати веков.

Дван медленно сел на кровати, потом поднялся и по холодному, отполированному полу босиком пошел к лестнице, что вела наверх, к люку.