Мы покинули город еще до восхода. Лишь сорок городских ополченцев выступили с нами: остальные исчезли, растворились в ночи; ну да сорок добровольцев всяко лучше, нежели шестьдесят ненадежных союзников. Беженцев на дороге не осталось: я пустил слух, что в Кориниуме куда как опасно, не в пример Глевуму, и теперь люди и скот запрудили западную дорогу. А наш путь уводил на восток, навстречу встающему солнцу, по Фосс-Уэй, что здесь пролегал прямо, как полет копья, между римских могил. Гвиневера переводила надписи, дивясь, что похоронены здесь уроженцы Греции, и Египта, и даже Рима. То были ветераны легионов, что женились на бриттских женщинах и обосновались близ целительного источника Аква Сулис; на затянутых лишайником надгробиях тут и там прочитывались благодарности Минерве или Сулис за щедро подаренные годы. Спустя час кладбище осталось позади и долина сузилась: к северу от дороги крутые холмы подступили к заливным лугам; очень скоро, как я знал, дорога резко свернет на север и уведет в нагорья между Аква Сулис и Кориниумом.
Но едва мы достигли узкой части долины, как завидели погонщиков волов: они в панике бежали нам навстречу. Они выехали из Аква Сулис накануне вечером, но их мешкотный обоз продвинулся не дальше поворота на север, и теперь, на рассвете, они бросили семь телег с драгоценным провиантом на произвол судьбы.
— Саксы! — завопил один, подбегая к нам. — Там саксы!
— Дурень, — пробормотал я сквозь зубы и крикнул Иссе вернуть беглецов. Коня своего я временно уступил Гвиневере, но теперь она спрыгнула с седла, а я неуклюже взгромоздился верхом и поскакал вперед.
В полумиле впереди дорога резко ушла влево; здесь, у поворота, и сгрудились брошенные телеги. Я опасливо обогнул их и внимательно осмотрел склон. Сперва я не углядел ничего, а затем из-за деревьев на гребне появился конный отряд. До него было около полумили; всадники четко вырисовывались на фоне светлеющего неба; щиты рассмотреть не удавалось, но я надеялся, что это скорее бритты, нежели саксы. поскольку конников в саксонской армии насчитывалось не много.
Я погнал кобылу вверх по склону. Никто из всадников не двинулся с места. Они просто стояли и наблюдали за мной, но вот справа от меня на гребень холма поднялись еще воины, теперь уже копейщики, и над ними реял стяг, подтвердивший самые худшие опасения.
То был череп, задрапированный чем-то вроде лохмотьев, и мне тут же вспомнился Кердиков стяг — волчий череп с истрепанным шлейфом из человечьей кожи. Да, это саксы — и они преграждают нам путь. Копейщиков я насчитал немного: с дюжину конников и пять-шесть десятков пеших, но они держали высоту, и я понятия не имел, сколько их еще прячется за хребтом. Я остановил кобылу, пригляделся к копейщикам повнимательнее и на сей раз заметил, как солнце отсвечивает на широких лезвиях топоров. Саксы, точно. Но откуда они взялись? Балин говорил, что и Кердик, и Элла наступают по Темзе, так что эти люди, скорее всего, пришли на юг из широкой речной долины, а может, это копейщики Кердика на службе у Ланселота. Впрочем, какая разница, кто они, важно, что они встали у нас на дороге. А врагов между тем все прибывало и прибывало, и вот уже весь хребет ощетинился острыми копьями.
Я поворотил кобылу, Исса тем временем вывел моих лучших копейщиков за заграждение на повороте.
— Саксы! — крикнул я ему. — Смыкаем щитовой строй! Исса поглядел вверх, на далеких копейщиков.
— Мы сразимся здесь, господин?
— Нет. — В месте настолько неудачном я бы драться не рискнул. Нам придется пробиваться вверх по склону — изнывая от тревоги за оставшихся позади детей и женщин.
— Свернем на Глевум? — предложил Исса.
Я покачал головой. Путь на Глевум запружен беженцами, и, будь я вождем саксов, я бы не желал ничего лучшего, как только преследовать уступающего численностью врага вдоль по такой дороге. Обогнать неприятеля, продираясь сквозь поток беженцев, мы никак не сможем, а для саксов прорубиться через охваченные паникой толпы, чтобы покончить с нами, никакого труда не составит. Возможно, и даже скорее всего, саксы вообще за нами не погонятся, но, соблазнившись легкой наживой, займутся разграблением города, но полагаться на это я бы не стал. Я оглядывал протяженный склон холма снизу вверх и видел: на залитый солнцем гребень поднимаются все новые враги. Подсчитать их не удавалось, но было ясно: это не маленький военный отряд. Мои люди выстроили щитовую стену, но я знал: здесь я сражаться не могу. Саксы превосходят нас числом — и держат высоту. Биться здесь означает верную гибель.
Я развернулся в седле. В полумиле отсюда, чуть к северу от Фосс-Уэй, древний народ некогда возвел одну из многих своих крепостей — ее земляной вал, ныне изрядно осыпавшийся, венчал собою вершину крутого холма. Я указал на заросшие травою укрепления.
— Мы идем туда, — объявил я.
— Туда, господин? — озадаченно переспросил Исса.
— Если мы попытаемся бежать, саксы устремятся в погоню, — объяснил я. — Дети не могут идти быстро, так что ублюдки нас неминуемо догонят. Нам придется выстроить стену щитов, поместить наши семьи в центр, и последние из нас испустят дух под первые крики женщин. Лучше укрепиться там, где неприятель дважды подумает, прежде чем атаковать. В конце концов саксам придется сделать выбор. Либо они оставят нас в покое и пойдут на север — в таком случае мы двинемся следом, — либо они дадут бой, а на вершине холма у нас есть шанс на победу. Тем более что именно этим путем придет Кулух, — добавил я. — Спустя день-другой мы, пожалуй, даже превзойдем врага числом.
— То есть мы бросим Артура? — потрясенно уточнил Исса.
— Мы оттянем на себя один из саксонских отрядов и не пустим его к Кориниуму, — поправил я. Но выбор мой меня не радовал, ибо Исса, конечно же, был прав. Я предавал Артура — но я не смел рисковать жизнью Кайнвин и наших дочерей. Вся тщательно продуманная Артурова военная кампания пошла прахом. Кулух отрезан от нас где-то на юге, я угодил в ловушку под Аква Сулис, а Кунеглас и Энгус Макайрем все еще за много миль от нас.
Я поскакал назад за доспехами и оружием. Облачаться в броню времени не было, но я надел шлем с волчьим хвостом, выбрал самое тяжелое копье, взял щит. Кобылу я отдал Гвиневере и велел ей отвести детей и женщин на вершину холма, а затем приказал ополченцам и копейщикам помоложе развернуть семь телег с провиантом и затащить их наверх, в крепость.
— Мне все равно, как вы это сделаете, — объявил я им, — но снедь необходимо уберечь от врага. Хоть сами впрягайтесь, если иначе не выйдет! — Да, Аргантины повозки я бросил, но на войне запас продовольствия куда ценнее золота, и я твердо решил, что не уступлю саксам ни крошки. Сожгу телеги вместе с содержимым, если понадобится, но на первый случай попытаюсь спасти еду.
Я вернулся к Иссе и занял место в центре щитового строя. Ряды врагов все уплотнялись, я ждал, что в любую минуту саксы как одержимые ринутся на нас вниз по холму. Они заметно превосходили нас числом, и все же не шли, и каждый миг промедления упрочивал наши надежды на то, что женщины и дети и драгоценные телеги с провиантом доберутся-таки до вершины холма. Я то и дело оглядывался назад, проверял, как там повозки, а как только они перевалили за середину крутого склона, я велел копейщикам отступать.