Экскалибур - читать онлайн книгу. Автор: Бернард Корнуэлл cтр.№ 38

— В смысле — кто? — эхом откликнулся я.

— Кто та женщина, что довела Британию до гибели? Нимуэ, да?

— Если ты дашь мне время дописать повесть, милая госпожа, все выяснится в свой черед.

— Вот так я и знала, что ответа не дождусь. Сама не понимаю, зачем спросила. — Игрейна устроилась на широком подоконнике, положив одну ладонь на округлившийся живот и наклонив голову, словно к чему-то прислушивалась. Спустя какое-то время лицо ее просияло озорной радостью. — Ребеночек толкается, — сообщила она, — хочешь пощупать?

Я передернулся.

— Нет.

— Почему нет?

— Младенцы никогда меня не занимали.

Королева состроила гримаску.

— Моего ты полюбишь, Дерфель.

— Да ну?

— Он будет таким красавчиком!

— Откуда ты знаешь, что это мальчик? — полюбопытствовал я.

— Да потому, что девочки так не пихаются, вот почему. Гляди-ка! — Моя королева расправила синее платье на животе, натянула ткань потуже — и рассмеялась, видя, как задрожал и задергался гладкий купол. — Расскажи мне про Арганте, — попросила она, выпуская край платья.

— Миниатюрная, темноволосая, хрупкая, хорошенькая. Игрейна наморщила нос: дескать, тоже мне, описание!

— Умная?

Я призадумался.

— Скорее хитрая; так что да, можно сказать, что и ума ей природа сколько-то отпустила. Только ум этот не подкреплялся ученостью.

Моя королева презрительно дернула плечом.

— А ученость так важна?

— Думается, да. Я вот всегда жалел, что так и не выучил латынь.

— Почему? — заинтересовалась Игрейна.

— Да потому, что на языке этом записано столько познаний человеческих, госпожа, а польза учености, помимо всего прочего, еще и в том, что она открывает нам доступ к опыту, и страхам, и мечтам, и свершениям других людей. Если у тебя неприятности, очень полезно обнаружить, что кто-то уже переживал нечто подобное. Начинаешь лучше понимать, что происходит.

— Например? — не отступалась Игрейна. Я пожал плечами.

— Помнится, однажды Гвиневера сказала мне кое-что — на латыни, так что фразы я не понял, но она перевела, и слова эти в точности объяснили мне, в чем дело с Артуром. Я их по сей день не забыл.

— Ну же? Чего ты замолчал?

– «Odi etamo , — медленно выговорил я на незнакомом наречии, — excrucior» . [2]

— И что это значит?

— «Ненавижу и люблю; больно». Это один поэт написал; я забыл кто, но Гвиневера читала все стихотворение, от начала до конца; однажды мы разговорились с нею об Артуре, и она процитировала эту строчку. Гвиневера, видишь ли, знала Артура как свои пять пальцев.

— А Арганте — она Артура понимала?

— О, нет.

— А читать умела?

— Не поручусь. Не помню. Скорее всего, нет.

— А какая она была? Опиши!

— Кожа совсем бледная, — вспоминал я, — потому что на солнце она старалась не выходить. Вот ночь Арганте любила. Волосы — иссиня-черные и блестящие, что вороново крыло.

— И ты говоришь, она была миниатюрной и худенькой? — уточнила Игрейна.

— Совсем худышка, а росту — от горшка два вершка, — отозвался я, — а запомнилось мне главным образом то, что улыбалась она редко. Всегда начеку, все отслеживает, ничего не упустит, и по лицу видно — все просчитывает. Эту расчетливость люди принимали за ум, да только ошибались: ум тут ни при чем. Просто она была младшей из семи-восьми дочерей и вечно тряслась, как бы ее не обошли. Думала только о том, чтобы свой кусок урвать, и все время обижалась, что ей чего-то недодали.

— Просто ходячий ужас какой-то! — поморщилась Игрейна.

— Да — жадная, озлобленная, совсем еще девчонка, — кивнул я, — но при этом еще и красавица. Была в ней какая-то трогательная хрупкость. — Я помолчал и вздохнул. — Бедняга Артур. Плохо он выбирал себе женщин. Если не считать Эйлеанн, конечно; ну да ее-то Артур не сам выбирал. Она ему рабыней досталась.

— А что сталось с Эйлеанн?

— Она умерла — во время саксонской войны.

— Ее убили? — поежилась Игрейна.

— Умерла от морового поветрия, — уточнил я. — Самой что ни на есть обычной смертью.

Христос.

До чего ж странно смотрится это имя на пергаменте! Ну да оставлю его, где есть. Пока мы с Игрейной толковали об Эйлеанн, вошел епископ Сэнсам. Читать наш святой не умеет, а поскольку он не на шутку рассердился бы, прознав, что я пишу повесть об Артуре, мы с Игрейной притворяемся, будто я перевожу Евангелие на язык саксов. То есть читать Сэнсам и впрямь не умеет, но зато способен опознать слово-другое, и Христос — одно из них. Потому-то я его и написал. А Сэнсам увидел — и подозрительно хрюкнул. Он здорово постарел — на вид так развалина развалиной. Волосы почти все вылезли, вот только два седых пучка топорщатся, ни дать ни взять ушки Лугтигерна, мышиного короля. Мочиться ему больно, но к ведуньям он за исцелением ни за что не пойдет: говорит, будто все они язычницы. Святой утверждает, что его уврачует сам Господь, хотя порою, да простит меня Бог, я молюсь, чтобы святой наконец-то помер, ведь тогда наш маленький монастырь получит нового епископа.

— В добром ли здравии госпожа моя? — спросил он Игрейну, покосившись на пергамент.

— В добром, епископ; благодарствую.

Сэнсам прошелся из угла в угол, высматривая, что где не так, хотя чего он рассчитывал найти, не знаю. Обставлена келья совсем скудно: кровать, стол для письма, табуретка, очаг — вот и все. Епископ преохотно бы отчитал меня за огонь в очаге, да только день сегодня выдался погожий, и я приберег впрок то небольшое количество дров, что святой мне уделяет. Он смахнул пылинку, придираться в кои-то веки не стал и вновь воззрился на Игрейну.

— Твой срок уж близок, госпожа?

— Говорят, осталось меньше двух лун, епископ, — отозвалась Игрейна, осеняя себя крестом — прямо по синему платью.

— Тебе, конечно же, ведомо, что наши молитвы за твою милость эхом отзовутся в небесах, — заметил Сэнсам неискренне.

— Помолись еще и о том, чтобы саксы не нагрянули, — попросила Игрейна.

— А они уже на подходе? — встрепенулся Сэнсам.

— Супруг мой слыхал, они готовятся атаковать Ратэ.

— Ратэ далеко, — отмахнулся епископ.