– И кто такой, Бел меня дери, этот ваш святой дух? – спросил Кулух Галахада.
Галахад не слушал. От радости, что брат крестился, он бросился в холодную воду и вышел из реки вместе с пунцовым от стыда Ланселотом. Тот не ожидал увидеть единокровного брата и в первый миг напрягся, без сомнения подумав о его дружбе со мной, потом вспомнил о своем новом долге христианской любви и дал Галахаду себя обнять.
– Нам тоже поцеловать стервеца? – с ухмылкой спросил меня Кулух.
– Что-то не тянет.
Ланселот меня не видел, а я не считал нужным обнаруживать свое присутствие, но в этот миг Сэнсам, который вышел из воды и пытался отжать влагу из длинных одежд, остановил на мне взгляд. Мышиный король никогда не упускал случая поддеть врага, не упустил и сейчас.
– Лорд Дерфель! – крикнул он.
Я сделал вид, будто ничего не заметил. Гвиневера, услышав мое имя, вскинула голову. Она говорила с Ланселотом и Галахадом, но теперь что-то резко приказала погонщику. Тот ткнул волов стрекалом, и повозка тронулась с места. Ланселот торопливо запрыгнул к дамам, оставив своих спутников у реки. Ада последовала за повозкой, ведя его коня под уздцы.
– Лорд Дерфель! – снова крикнул Сэнсам.
Я нехотя оглянулся.
– Епископ?
– Призываю тебя вслед за Ланселотом вступить в исцеляющую воду!
– Я мылся в прошлое полнолуние!
Мой ответ вызвал смех у воинов на нашем берегу.
Сэнсам перекрестился.
– Тебе надо омыться в святой крови Агнца Божия, – крикнул он, – дабы очиститься от скверны Митры! Ты грешник, Дерфель, идолопоклонник, дьяволово семя, саксонское отродье, распутник, живущий с блудницей!
Последнее оскорбление взбесило меня. Предыдущие были просто словами, но Сэнсам никогда не умел вовремя остановиться и сейчас перегнул палку. Я ринулся в воду под крики воинов, которые стали еще громче, когда Сэнсам, испугавшись, обратился в бегство. Мне надо было преодолеть реку, а он был юркий и жилистый, однако мокрые ризы путались в ногах, так что я довольно быстро его догнал и копьем сбил с ног. Он рухнул на примулы и маргаритки. Я вытащил Хьюэлбейн и приставил к его горлу.
– Что-то я плохо расслышал твое последнее слово, епископ.
Сэнсам молча глядел на четырех спутников Ланселота, которые тоже подошли к нам. Амхар и Лохольт вытащили мечи, друиды – нет, только созерцали меня с непроницаемым выражением. Однако к тому времени Кулух тоже перебрался через реку и встал рядом со мной, как и Галахад. Копейщики Ланселота опасливо поглядывали на нас издали.
– Что за слово ты употребил, епископ? – спросил я, щекоча его горло острием.
– Блудница Вавилонская! – в отчаянии забормотал он. – Все язычники ей поклоняются! Зверь! Антихрист!
Я улыбнулся.
– А мне показалось, что ты оскорбил принцессу Кайнвин.
– Нет, господин, нет! – Он жалобно стиснул руки. – Никогда!
– Клянешься? – спросил я.
– Клянусь, господин! Христом Богом клянусь!
– Не знаю твоего бога, епископ, – сказал я, вдавливая острие Хьюэлбейна в его кадык. – Клянись на моем мече. Поцелуй его, и я тебе поверю.
Как же он разозлился! Прежде он меня недолюбливал, а теперь возненавидел по-настоящему, тем не менее прикоснулся губами к Хьюэлбейну и поцеловал сталь.
– Я не хотел оскорблять принцессу Кайнвин, – сказал он.
Я еще на миг задержал Хьюэлбейн у его губ, потом убрал меч. Сэнсам поднялся.
– Мне казалось, епископ, – сказал я, – что у тебя есть дело в Инис Видрине – беречь святое Терние.
Он отряхнул травинки с мокрых одеяний.
– Господь указал мне более высокое призвание.
– Какое же?
Глаза Сэнсама горели ненавистью, но страх был сильнее.
– Господь повелел мне находиться рядом с королем Ланселотом и своей милостью смягчил сердце принцессы Гвиневеры. Я надеюсь, она еще увидит свет Истины.
Я расхохотался.
– Она видит свет Изиды, епископ, и ты это отлично знаешь. И ненавидит тебя, гнида. Так чем ты ее подкупил?
– Подкупил?! – неискренне возмутился Сэнсам. – Да где мне подкупить принцессу! Я бедный служитель Божий, у меня ничего нет.
– Гад ты, Сэнсам, – сказал я, убирая Хьюэлбейн в ножны. – Грязь под моими подошвами. – Я сплюнул, чтобы отвратить порчу. По всему выходило, что именно Сэнсам предложил окрестить Ланселота, дабы избавить его от унижения в храме Митры, но едва ли это одно могло примирить Гвиневеру с епископом и его религией. Он явно ей что-то дал или пообещал, хотя определенно не собирался признаваться мне что.
Я снова сплюнул. Сэнсам, сочтя мой плевок знаком, что разговор окончен, засеменил к городу.
– Приятное зрелище, – ехидно произнес один из друидов.
– А лорд Дерфель Кадарн, – подхватил другой, – редко радует людей приятными зрелищами.
Поймав мой взгляд, он кивнул и представился:
– Динас.
– А я – Лавайн, – добавил его спутник.
Оба были молодые, рослые, сложенные, как воины, оба с суровыми уверенными лицами. Длинные одежды сияли белизной, черные, тщательно расчесанные волосы свидетельствовали об аккуратности, которая, вкупе с их сдержанностью, немного пугала. Так же невозмутим бывал Саграмор.
Артур – нет, мешала его природная живость, а вот Саграмор, как некоторые другие великие воины, в бою сохранял пугающее спокойствие. Я не боюсь шумных противников; самый опасный враг – хладнокровный. Именно такими были два друида. И еще бросалось в глаза их сходство. Я решил, что они братья.
– Мы близнецы, – сказал Динас, словно угадав мои мысли.
– Как Амхар и Лохольт, – добавил Лавайн, указывая на Артуровых сыновей, которые по-прежнему стояли с обнаженными мечами. – Однако нас можно отличить вот по этому шраму. – Он указал на правую щеку, где в густой бороде и впрямь прятался белый шрам.
– Который брат получил при Лугг Вейле, – подхватил Динас. У него, как и Лавайна, был сиплый, очень низкий голос, совершенно не вязавшийся с юношеской внешностью.
– Я видел там Иорвета и Танабурса, – сказал я, – но не припоминаю других друидов в армии Горфиддида.
Динас улыбнулся.
– В Лугг Вейле мы сражались, как воины.
– И убили свою долю думнонийцев, – сказал Лавайн.
– А лбы выбрили после битвы, – пояснил Динас. У него был тяжелый, немигающий взгляд. – Теперь мы служим королю Ланселоту.
– Его клятвы – наши клятвы. – В голосе Лавайна угадывалась скрытая угроза.
– Как друиды могут служить христианину? – с вызовом спросил я.