Бледный всадник - читать онлайн книгу. Автор: Бернард Корнуэлл cтр.№ 53

— Господь не заберет сына, чтобы наказать отца, — возразил Алевольд.

— Господь пожертвовал собственным сыном, — тусклым голосом проговорил Альфред, — и велел Аврааму убить Исака.

— Он пощадил Исака, — ответил епископ.

— Но не пощадит Эдуарда, — сказал Альфред и вздрогнул при звуке ужасного кашля, донесшегося из хижины.

Он опустил голову на руки и зажал уши.

— Возмездие за что? — заинтересовался я, и епископ неодобрительно зашипел, услышав столь неделикатный вопрос.

— За Этельвольда, — безжизненным голосом произнес Альфред, имея в виду своего племянника, сына прежнего короля, которого он лишил трона.

— Этельвольд никогда не смог бы стать королем, — заявил епископ. — Он глупец!

— Если теперь я верну ему трон, — проговорил Альфред, не обратив внимания на слова епископа, — может, Бог пощадит Эдуарда?

Кашель смолк. Теперь мальчик плакал каким-то скрипучим, жалобным плачем, словно бы задыхался, и Альфред вновь зажал уши руками.

— Пусть Исеулт попробует вылечить малыша, — предложил я.

— Она язычница! — предупредил Алевольд короля. — И прелюбодейка!

Я видел, что Альфред испытывает искушение последовать моему совету, но боится спорить с епископом.

— Если сам Господь не вылечил Эдуарда, — сказал тот, — неужели ты думаешь, что он позволит колдунье добиться успеха?

— Она не колдунья, — вставил я.

— Завтра, — продолжал Алевольд, не обратив на меня внимания, — великий праздник, день святой Агнессы. Святой день, мой господин, когда случаются чудеса! Мы будем молиться святой Агнессе, и она наверняка ниспошлет мальчику силы и здоровье. — Он воздел руки к темному небу. — Завтра, мой господин, мы призовем ангелов и все силы небесные на помощь твоему сыну, и благословенная Агнесса изгонит злую болезнь из юного Эдуарда.

Альфред ничего не сказал, он молча глядел на болотные оконца, окаймленные тонким льдом, словно сиявшим в лунном свете.

— Я доподлинно знаю, что благословенная Агнесса творит чудеса! — настойчиво твердил епископ. — В Эксанкестере был ребенок, который не мог ходить, но святая дала ему силу, и теперь он бегает!

— Правда? — спросил Альфред.

— Я видел это чудо собственными глазами! — подтвердил епископ.

Короля это успокоило.

— Завтра, — проговорил он.

Я не остался, чтобы посмотреть, как будет ниспослана милость Господня. Вместо этого я взял плоскодонку и подался на юг, в деревню под названием Этелингаэг, которая лежала на южном краю топи и была самым большим из окрестных поселений. Я начинал изучать болото.

Леофрик остался с Альфредом, чтобы защищать короля и его семью, а я тем временем отправился на разведку, открывая десятки тропинок через водянистую пустошь. Тропинки эти назывались бимвегс и были сделаны из стволов, проседавших под ногами, но по ним можно было пройти целые мили. А еще там были реки, извивавшиеся в низинах; самая большая из них, Педредан, текла рядом с островом, который, как и селение, назывался Этелингаэг. Большая часть острова поросла ольхой, там водились олени и дикие козы, а на самом высоком месте лежала большая деревня. Местный староста отгрохал себе неплохой дом. То был, конечно, не королевский дворец и даже не тот дом, который я выстроил для себя в Окстоне, но в нем можно было стоять, не пригибаясь, а сам остров оказался достаточно велик, чтобы принять небольшую армию.

Дюжина тропок вела от Этелингаэга, но ни одна — прямо на материк. Гутруму нелегко будет напасть на остров: ведь ему придется прокладывать путь через болото, а вот Свейн, который, как нам было известно, командовал датчанами у Синуита, близ устья Педредана, вполне может найти легкий путь, чтобы добраться сюда, если проведет суда вверх по реке. А потом, сразу на север за Этелингаэгом, можно повернуть на юг по реке Тон, которая течет неподалеку.

Я вывел плоскодонку на середину Тона и обнаружил, как и опасался, что река достаточно глубока, чтобы по ней проплыли датские суда, украшенные головами чудовищ.

Я вернулся пешком туда, где Тон впадал в Педредан. На другой стороне широкой реки стоял посреди топи холм, крутой и высокий, как могильный курган великана. То было идеальное место, чтобы поставить на нем укрепление, а если бы через Педредан удалось построить мост, ни один датский корабль не смог бы пройти по реке.

Я вернулся в деревню, где выяснил, что староста — упрямый седой старик по имени Хасвольд — вовсе не склонен мне помогать. Я пообещал заплатить за постройку моста через Педредан чистым серебром, но Хасвольд заявил, что война между Уэссексом и датчанами его не касается.

— Там творится сплошное безумие, — сказал он, махнув рукой куда-то в сторону восточных холмов. — Там всегда творилось сплошное безумие, но здесь, на болоте, нас волнуют только свои собственные дела. Никто не интересуется нами, и мы тоже никем не интересуемся.

На старосте была одежда из шкур выдры, вся засалившаяся от рыбьего жира, в седой бороде запуталась рыбья чешуя. От него несло рыбой и дымом, на морщинистом хитром лице блестели маленькие хитрые глазки. Староста имел полдюжины жен, самая младшая из которых годилась ему во внучки. Он ласкал ее, беседуя со мной, явно делая это напоказ, как будто желая доказать свою мужественность.

— Сам я счастлив, — сказал Хасвольд, злобно глядя на меня, — так почему меня должно заботить еще чье-то счастье?

— Датчане могут положить конец этому твоему счастью.

— Датчане? — засмеялся старик, но затем смех его перешел в кашель, и он сплюнул. — Если придут датчане, тогда мы отступим глубже в болота. И датчане уйдут.

Он нагло ухмыльнулся, и мне захотелось его убить, но от этого не было бы никакого толку. В деревне жили пятьдесят с лишним мужчин, и я покончил бы с ними со всеми за дюжину биений сердца; но одного из местных я и вправду боялся: высокого, широкоплечего, сутулого человека с каким-то озадаченным взглядом. Меня пугал его длинный охотничий лук. Все эти короткие луки для охоты на птицу — ерунда, другое дело — этот убийца оленей, высотой в рост человека, способный пробить стрелой кольчугу. Хасвольд, должно быть, угадал, о чем я думаю, потому что подозвал того человека, велев, чтобы он встал с ним рядом. Хозяин лука выглядел так, словно его сбила с толку эта просьба, но послушался.

Хасвольд запустил узловатую руку под одежду юной девушки и стал ее щупать, глядя на меня и явно надо мной потешаясь.

— Если датчане придут, — повторил он, — мы отступим подальше в болота — и датчане уйдут.

Он глубже запустил руку под платье девушки, сшитое из козлиной шкуры, и стал мять ее груди.

— Датчане не станут нас преследовать, а если и станут, Эофер их убьет.

Эофером звали лучника. Когда он услышал свое имя, на лице у него сперва отразилась растерянность, а потом беспокойство.