Из-за тумана Шарп ничего не видел, но, судя по топоту, по дороге двигался целый кавалерийский отряд. Он лежал неподвижно, закрыв лицо шляпой. Внезапно в белесой мгле проявилась фигура, за ней другая, третья… Всадников было по меньшей мере с полдюжины – длинные красные мундиры с голубыми воротниками и обшлагами, черные бриджи с белым кантом, черные шляпы с плюмажами из белых перьев. Свисающие с желтых шелковых поясов длинные прямые сабли наводили на мысль, что это драгуны. Через некоторое время появилась вторая группа, двигавшаяся из-за тумана так же медленно. Потом материализовалась повозка, с бортов которой свисали клочья водорослей. Ее тащила приземистая рабочая лошадка. Похоже, телегу использовали для перевозки водорослей, использовавшихся крестьянами в качестве удобрения, а теперь послали за золотом.
Всадники и повозка скрылись за дюнами. Шарп перебежал через дорогу и притаился в другой канаве. Долетавшие до него голоса звучали сердито и недовольно. Кто эти люди? Чем они раздражены? Схватили драгуны Лависсера или посланы им? Стрелок приподнял голову, но ничего не увидел и пополз дальше, стараясь не высовываться. Туман светлел. И что, черт возьми, теперь делать? Неподалеку звякнула цепь, и он снова распластался на земле. Судя по всему, всадники растянулись в линию и прочесывали местность, но отклонились слишком далеко на юг. Время от времени драгуны перекликались, бодро и весело, как компания отправившихся на прогулку друзей, но никак не военный отряд. Все они были, похоже, офицерами, и никто не отдавал никому никаких приказаний. Постепенно смех стих, цепь охотников ушла дальше по полю, и Шарп снова пополз. Убраться от берега и найти укрытие. Спрятаться, затаиться, а потом уже подумать, как быть дальше. Может быть, стоит подождать. Рано или поздно здесь появятся британцы. Он представил, как вылезает из какой-нибудь канавы или сарая и предстает перед высокомерными щеголями-офицерами – жалкий неудачник. Конечно, они скажут, что он снова оплошал, не справился с заданием, что он ни на что не годен. Но что делать?
Голоса и топот копыт зазвучали где-то слева, и лейтенант бросился в траву. Должно быть, он был куда ближе к дороге, чем предполагал, потому что слышал даже скрип колес возвращающейся повозки. Потом раздался голос Баркера. Слуга пытался оправдаться, но его оборвал Лависсер:
– Очень жаль, Баркер, но это не трагедия. Что он может сделать? Я даже проникся к нему симпатией, но все равно для нас он только обуза. Никчемное дополнение.
Никчемное дополнение? Приподнявшись, Шарп увидел, что капитан уже успел переодеться в датскую форму. Наверно, побывал дома, встретился с друзьями, а теперь везет золото. Разбогатеть за пару часов, это надо уметь. Будь ты проклят, подумал Шарп. Будь ты проклят. Повозка и всадники пропали в тумане.
Надо попасть в Копенгаген. Он запустил руку в карман и нащупал листок, который дал ему в Харидже лорд Памфри. На бумажке было всего четыре слова, написанных четким, изящным почерком: Оле Сковгаард, Ульфедт’с-Пладс. Шарп почесал затылок. И что это такое? Имя? Или адрес? Поразмыслив, он пришел к выводу, что запятая отделяет имя от названия места, и таким образом речь идет о некоем Оле Сковгаарде, проживающем в Ульфедт’с-Пладс. Памфри упоминал Копенгаген, значит, нужно как можно скорее добраться до города. Доказать, что ты не никчемное дополнение.
Он засунул бумажку в карман сюртука, убедился, что Лависсер и всадники скрылись из виду, поднялся и…
Вот тут-то ловушка и сработала.
Его поймали на старый трюк. Один драгун остался в засаде с расчетом, что беглец, почувствовав себя в безопасности, позабудет об осторожности и выйдет из укрытия.
Так и случилось. Шарп вылез из канавы, и прятавшийся за дюной кавалерист увидел его темным пятном на светлом поле.
Драгуну следовало бы сразу окликнуть товарищей, но он не хотел ни с кем делиться славой и решил, что может взять сбежавшего англичанина в одиночку. Хитрец вытащил саблю и пришпорил коня. Шарп услышал стук копыт и, повернувшись, увидел несущегося через грязное поле всадника. Попасться так легко! На то, чтобы принять решение, оставались доли секунды. Всадник был правшой, и это означало, что ему придется проскакать справа от цели и отклониться, чтобы нанести удар. Вытащить свою саблю стрелок не успевал. Все это пролетело в голове за одно мгновение, а в следующее интуиция подсказала, что делать.
Драгун закричал, скорее чтобы напугать Шарпа, чем привлечь остальных, но самоуверенность и неопытность сослужили плохую службу. Он посчитал, что англичанин будет стоять, как пугало, в ожидании удара, и совершенно не предполагал, что тот вдруг врежет ранцем в морду лошади. Животное подалось в сторону, а драгун, уже занесший руку с саблей, внезапно обнаружил, что они с конем движутся в разные стороны. Лависсер предупреждал, что англичанин опасен, и кавалерист намеревался оглушить его ударом плашмя, но вместо этого лишь всплеснул руками, пытаясь сохранить равновесие. Шарп выпустил ранец, схватил всадника за плечо и потянул. Вырванный из седла, драгун вскрикнул и в следующее мгновение грохнулся на землю. Секундой позже стрелок навалился ему на живот.
– Чертов болван! – прошипел Шарп.
Лошадь, тряся головой, остановилась. К седлу ее был пристегнут пистолет.
Шарп был зол. Разозлить его после смерти Грейс было нетрудно, а потому удар получился сильным. Слишком сильным. Он поднял с земли камень размером с кулак и врезал драгуну так, что сломал бедняге челюсть. Струйка крови потянулась к светлым усам. Кавалерист застонал.
– Чертов болван,– повторил Шарп.
Он поднялся и пнул врага ногой. Надо бы было забрать тяжелую кавалерийскую саблю, оружие куда более надежное, чем его легонькая сабелька, но крики раненого уже услышали остальные, и из тумана долетели встревоженные голоса. Лависсер возвращался, и Шарп, подхватив ранец, бросился к лошади и, вставив левую ногу в стремя, неловко вскарабкался в седло. Взял поводья, развернул коня на север и тронул каблуками бока. Драгун проводил его печальным взглядом.
Сначала Шарп поскакал к берегу, понимая, что ждать погони долго не придется. Промчавшись через дюны, повернул на юг и пустил скакуна в галоп. Ранец бил по правому бедру, ножны брякали, как надтреснутый церковный колокол. Увидев на песке следы ног – место, где они высадились со шлюпки,– стрелок снова повернул от моря. Он мчался по кругу, надеясь запутать преследователей этим нехитрым маневром. За дюнами лейтенант пустил лошадь вдоль канавы, потом повернул в поле и прислушался – ничего, только тяжелое дыхание коня.
Дальше, дальше. Шарп пересек еще две канавы, повернул на север, добрался до проселка, повернул на запад, потом снова на север и выехал на тропинку, уходившую в редкий лесок. Чутье подсказывало, что он оторвался от преследователей, но они вряд ли отказались от охоты. Поиски продолжатся, как только солнце поднимется повыше и туман рассеется. Лошадь станет помехой, потому что Лависсер и его приятели будут искать всадника, а заметить конного на этой унылой, открытой равнине гораздо легче, чем пешего. Придя к такому заключению, Шарп без особой охоты спешился, снял седло и шлепнул животное по крупу – если повезет, никто не признает в мирно пасущейся лошадке кавалерийского скакуна.