Они остановились у ограды, и Скит, сложив ладони, крикнул в сторону леса:
— Выходи, ты, тупой ублюдок!
Томас вышел покорно, как баран, и его встретили иронические реплики товарищей. Скит хмуро посмотрел на него.
— Божьи мощи, Том! — сказал он. — Дьявол просчитался, когда взгромоздился на твою мать.
Отец Хобб выразил неодобрение богохульством Уилла, после чего поднял руку для благословения.
— Ты потерял остроту зрения, Том, — дружелюбно проговорил он. — Сэр Саймон вернулся в Ла-Рош-Дерьен полуголый и весь в крови, как покалеченный хряк. Прежде чем мы уедем, я выслушаю твою исповедь.
— Не скалься, глупый ублюдок! — перебил священника Скит. — Боже милостивый, Том, если взялся за дело, делай его как следует. Как следует! Почему ты оставил эту сволочь в живых?
— Я промахнулся.
— И тогда пошел и вместо него убил вонючего оруженосца. Боже милостивый, какой же ты чертов болван!
— Полагаю, меня хотят повесить? — спросил Томас.
— О нет! — Скит разыграл удивление. — Конечно нет! В честь тебя хотят устроить праздник, украсить твою шею венками и дать тебе дюжину девственниц, чтобы они согрели твое ложе. Какого черта, ты думаешь, с тобой хотят сделать? Конечно, они желают тебе смерти, и я поклялся жизнью моей матери, что приведу тебя, если найду живым. Он похож на живого, святой отец?
Отец Хобб внимательно осмотрел Томаса.
— Мне кажется, он совершенно мертв, мастер Скит.
— И, черт возьми, этот тупой ублюдок заслуживает смерти.
— А как графиня? — спросил Томас.
— Добралась до дому, если ты это имеешь в виду, — ответил Скит, — но чего, как ты думаешь, захотел сэр Саймон, едва только прикрыл свой увядший конец? Обыскать ее дом, Том, в поисках неких доспехов и меча, по праву принадлежащих ему. Он не такой тупой болван и понял, что вы с ней заодно.
Томас выругался. Скит прибавил к его чертыханиям пару крепких слов.
— Так что они придавили ее двух слуг, и те признались, что графиня все спланировала.
— Придавили?
— Придавили, — повторил Скит. — Положили их на землю и стали наваливать на грудь камни. Старушонка выложила все после первого же камня, так что они почти не пострадали. Зато теперь сэр Саймон хочет обвинить ее светлость в убийстве. И, естественно, обшарил ее дом в поисках меча и доспехов. Ничего не нашел, поскольку я очень хорошо спрятал их и ее саму. И все же она, как и ты, по уши в дерьме. Нельзя просто так пускать стрелы в рыцарей и убивать их оруженосцев, Том! Это нарушает порядок вещей!
— Мне очень жаль, Уилл.
— Короче, вот что, — сказал Скит. — Графиня хочет обратиться за защитой к дяде своего мужа. — Он щелкнул большим пальцем по повозке. — Она здесь вместе со своим чадом, двумя избитыми слугами, доспехами и мечом.
— Господи Иисусе! — воскликнул Томас, уставившись на повозку.
— Это ты запихал ее сюда, — проворчал Скит, — ты, а не Господь. А я выполнил чертову работенку, скрыв ее от сэра Саймона. Дик Тотсгем подозревает, что и я тут замешан, и не одобряет этого, хотя под конец поверил мне на слово. Мне пришлось пообещать приволочь тебя назад за твой паскудный загривок. Но я тебя не видел, Том.
— Мне очень жаль, Уилл, — снова проговорил Томас.
— Еще бы не жаль, — сказал Скит.
Он втайне гордился, что ему удалось так ловко уладить устроенный Томасом кавардак. Сэма и Джейка сэр Саймон и его выживший латник не видели, и им ничего не грозило; Томас оказался в бегах, а Жанетту удалось благополучно вывезти из Ла-Рош-Дерьена, прежде чем сэр Саймон успел превратить ее жизнь в ад.
— Она едет в Гингам, — продолжал Скит, — и я выделил дюжину солдат проводить ее. Одному Богу известно, с уважением ли отнесется враг к их белому флагу. Будь у меня хоть капелька чертова здравого смысла, я бы содрал с тебя живого кожу и сделал из нее чехол для лука.
— Да, Уилл, — кротко проговорил Томас.
— Не говори мне это чертово «Да, Уилл», — сказал Скит. — Что ты собираешься делать в эти последние несколько дней своей никчемной жизни?
— Не знаю.
Скит фыркнул.
— Ты бы мог для начала повзрослеть, хотя на это у тебя, вероятно, мало шансов. Да, парень. — Он сменил тон и заговорил серьезно: — Я взял из сундука твои деньги, они здесь. — Скит протянул Томасу кожаную переметную суму. — А в повозку госпожи я положил три вязанки стрел — тебе хватит, чтобы протянуть несколько дней. Если бы у тебя была хоть капля здравого смысла — я сказал «если бы», — ты отправился бы на юг или на север. Ты мог бы добраться до Гаскони, но это чертовски далеко. Фландрия ближе, и там много английских войск, которые, наверное, примут тебя, если окажутся в отчаянном положении. Таков мой тебе совет, парень. Отправляйся на север и надейся, что сэр Саймон никогда не попадет во Фландрию.
— Спасибо, — сказал Томас.
— Но как ты доберешься до Фландрии? — спросил Скит.
— Пешком?
— Божьи мощи! — воскликнул Уилл. — Да ты просто никчемный червивый кусок вшивого мяса. Идти в такой одежде, да еще с луком, — уж лучше самому перерезать себе горло. Получится быстрее, чем у французов.
— Вот, может пригодиться, — вмешался отец Хобб и протянул Томасу черный узел, который оказался рясой странствующего монаха-доминиканца. — Ты говоришь на латыни, Том, и прекрасно сойдешь за проповедника. Если кто-нибудь начнет допытываться, скажи, что направляешься из Авиньона в Ахен.
Томас поблагодарил его.
— И многие доминиканцы путешествуют с луком? — спросил он.
— Мальчик, — печально проговорил отец Хобб, — я могу расстегнуть тебе штаны и повернуть по ветру, но даже с помощью Всевышнего я не могу за тебя помочиться.
— Другими словами, — сказал Скит, — придумай хоть что-нибудь сам. Ты сам устроил эту свистопляску, Том, так что сам и выпутывайся. Мне нравилось твое общество, парень. Хотя при первой встрече я подумал, что из тебя не будет проку, прок был и есть. Ну, удачи тебе, друг.
Он протянул руку, и Том пожал ее.
— Ты можешь отправиться с графиней в Гингам, — закончил Скит, — а потом найти свой собственный путь, но отец Хобб хочет, чтобы ты сначала спас свою душу, Бог знает зачем.
Отец Хобб слез с коня и провел Томаса в церковь без крыши, где меж плитами зеленела проросшая трава. Он настоял на исповеди, и от слов покаяния Томас ощутил себя несчастным.
Когда все было кончено, отец Хобб вздохнул.
— Ты убил человека, Том, — горестно проговорил он, — а это великий грех.
— Святой отец… — начал Томас.
— Нет, нет, Том, не оправдывайся. Церковь говорит, что убивать в бою — долг воина перед своим господином, но ты убил вне закона. Бедняга оруженосец, он-то чем тебя обидел? А ведь у него была мать, Том, подумай о ней. Нет, ты тяжко согрешил, и я должен наложить на тебя строгую епитимью.