Нет, она знает, кто повинен в том, что ее вновь охватили горе и тоска. Герейнт Пендерин, граф Уиверн. Это он убил Юрвина и только этим утром поинтересовался, что он ей сделал. Это он попытался десять лет назад совратить ее, а сегодня попытался еще раз. Это он… Бесполезно снова и снова перечислять все его подлости.
Овцы, выпущенные на лужайку! Жалкий протест. Если бы только Алед и его комитет зашевелились. Если бы только им удалось найти Ребекку. Неужели не сыщется ни один мужчина, обладающий смелостью Юрвина?
Марджед вдруг увидела, что она не одна прогуливается по холмам. Навстречу ей шла рука об руку молодая пара. Заметив ее, они отпрянули друг от друга. Какие глупые, подумала Марджед. Она вовсе не против такого невинного проявления внимания.
Это была Глинис Оуэн с одним из конюхов Тегфана. Марджед не знала его имени — он жил не в Глиндери. Раскрасневшееся лицо Глинис и растрепанный вид обоих явно свидетельствовали, что они не просто прогуливались. Марджед с улыбкой поздоровалась с ними, чувствуя легкую зависть. Ее отец часто осуждал с кафедры нечестивость таких прогулок по холмам. Поспешное заключение браков вслед за летними ухаживаниями на холмах было обычным делом. Но Марджед все равно завидовала этим двоим.
А затем ее осенило. Она не понимала, что навеяло подобную мысль, разве только вид Глинис, прервавшей ее сердитые размышления о Герейнте, и недавнее гневное обвинение, брошенное ему в лицо, что он якобы не желает вести шлюх на графскую постель.
— Глинис! — позвала она. Молодые люди обернулись.
— Глинис, — позвала она, — можно с тобой поговорить? Тебе случается заходить в спальню графа Уиверна?
Глинис непонимающе уставилась на нее. Вопрос действительно был глупый. К счастью, девушка не заметила невольной двусмысленности.
— О нет, — ответила она, — я ведь всего лишь помогаю на кухне, миссис Эванс.
— Но ты ведь знаешь, где расположена хозяйская спальня? — Марджед почувствовала, что краснеет.
— Да, — ответила девушка нахмурившись.
Нет, так не годится. Ей следовало подумать, прежде чем подзывать к себе Глинис, поддавшись порыву. Подбить девушку на такой поступок было бы слишком. Даже если бы у нее нашелся повод оказаться поблизости от спальни, все равно это было бы опасно. Ее могли бы застать на месте преступления или догадаться, кто виновник. Нет, идея абсолютно неудачная. В отличие от той, что осуществится завтра. Завтра в Тегфан должны доставить большой груз угля. А когда повозка окажется на подъездной аллее, то случится неожиданная неприятность и весь уголь, до последнего кусочка, рассыплется. Раскатится во все стороны.
— Глинис, — снова заговорила Марджед, — а ты не могла бы показать мне его спальню? Как туда пробраться? И чтобы никто не заметил? — сказала и пришла в ужас от собственных слов.
— Спальню его сиятельства? — переспросила Глинис, совершенно завороженная.
— Ты слышала об овцах? — осведомилась Марджед. — Твои братья наверняка рассказали тебе, я уверена. Они оба помогали мне прошлой ночью. К тому же утром ты была в часовне и все слышала.
Глинис весело заулыбалась.
— Сегодня утром нам всем казалось, что еще немного — и у мистера Бона пойдет пена изо рта, — сообщила она, упомянув главного садовника Тегерана. — Но никто из нас не подозревал, что овцы вырвались не случайно. Отличная шутка, миссис Эванс.
— Далеко не последняя, — пообещала Марджед. — Надеюсь, ты слышала, что произошло вчера с Глином Беваном?
Глинис сразу стала серьезной.
— Да, — ответила она. — Если бы вы знали, как мне не нравится этот мистер Джонс. Он любит свою работу. Человек не должен любить такую работу.
— Согласна, — сказала Марджед. — Ну что, проведешь меня в ту комнату, Глинис? Но так, чтобы тебя не заподозрили? Я просто сыграю еще одну шутку, обещаю.
Сглотнув, Глинис кивнула. Марджед смеялась, когда они прощались через несколько минут.
— Обязательно посмотри, как завтра доставят уголь, — сказала она. — Будет забавно.
Но самой ей было не до забав. И чувствовала она себя вовсе не весело. Ее охватило волнение. И решительность. Скоро он узнает, что жизнь ему портят отнюдь не случайные происшествия. Скоро он почувствует на собственной шкуре, что значит быть предметом ненависти.
Это произойдет в ту ночь, когда они выпустят лошадей из конюшен. В пятницу. Она сделает это в ту же ночь. Он узнает обо всем еще до рассвета.
Наконец Марджед стала спускаться с холма. Пора было пить чай.
Неделя для Герейнта прошла неспокойно.
Он поговорил со своим управляющим. Мэтью Харли возмутился и обиделся от одного предположения, будто в Тегфане что-то неладно. Управляющий подчеркнул, что это поместье — самое процветающее в Западном Уэльсе, предмет зависти чуть ли не половины землевладельцев. Он также добавил не без гордости, что другие управляющие и даже некоторые господа приезжали к нему советоваться по широчайшему кругу вопросов, касающихся ведения хозяйства. Он также напомнил Герейнту, что если не в его власти следить, как крестьяне выплачивают церковную десятину, дорожные пошлины и налог на бедняков, то уж собрать ренту он в состоянии. Поднимая ренту ежегодно, он обеспечивал процветание поместья и близлежащих ферм.
— Каким же образом? — поинтересовался Герейнт, засомневавшись в последнем доводе.
— Фермеров гораздо больше, чем земли, которую можно сдать им в аренду. В этом деле существует конкуренция. И если работник, имеющий кусок земли, не в состоянии платить ренту, то тем самым он доказывает свою несостоятельность. И нужно иметь хорошее деловое чутье, чтобы заменить его толковым хозяином. Сознание того, что их могут заменить кем-то, кто лучше справится с хозяйством, заставляет крестьян работать с большим рвением.
Речь управляющего звучала разумно. Ею можно было только восхищаться. Но Герейнт всегда подозревал, что управление огромным хозяйством — довольно бездушная вещь и тот, кто этим занимается, совсем не думает о людях. А вот он никак не мог забыть худенького, оборванного Идриса Парри, промышляющего браконьерством на его землях. А еще он прекрасно помнил, каково это — жить в беспросветной, пугающей нищете.
Герейнт переговорил с соседями. Один из них, который также владел церковной десятиной своего прихода, непонимающе уставился на Герейнта, когда тот поднял вопрос. Десятина была частью церковной системы. Без нее церковь и государство рухнут. И если один человек откажется собирать десятину на том основании, что она ему не нужна, это затронет все общество.
— Такого человека не грех назвать предателем, — сурово заключил сосед.
Герейнт счел это странным. Но все равно его беспокоила мысль, что он не вправе действовать в одиночку там, где затронуты интересы всего общества. Вероятно, ему остается только проследить, чтобы десятина тратилась исключительно на поддержание церкви… или, еще лучше, часовни.