Но то, что сегодня днем она приехала сюда, не имеет никакого отношения к Лусиусу Маршаллу, решила Фрэнсис. Расправив плечи и вспомнив, как подобает держаться в обществе, Фрэнсис вошла в уютную гостиную в передней части дома. Граф Эджком встал из кресла у камина с радушной улыбкой на худом, довольно сером лице, а мисс Маршалл с раскрасневшимися щеками, широко улыбаясь и вытянув обе руки, торопливо направилась ей навстречу.
– Мисс Аллард, – сказала Эйми, когда Фрэнсис тоже протянула ей обе руки, – я так рада, что вы смогли приехать. Прошу вас, садитесь рядом с дедушкой. Поднос с чаем сейчас принесут.
– Благодарю вас. – Фрэнсис тепло улыбнулась девушке, которая находилась в приподнятом настроении и явно старалась проявить изысканные манеры, немного боясь совершить какую-нибудь оплошность. Она была хорошенькой, с такими же, как у брата, каштановыми волосами и светло-карими глазами, но ее лицо имело форму сердечка – щеки были круглыми, а небольшой подбородок заостренным.
– Мисс Аллард, – когда Фрэнсис подошла к графу, он доброжелательно улыбнулся ей и поднес ее руку к губам, – вы оказали нам честь. Надеюсь, я не оторвал вас от чего-нибудь очень важного в школе.
– Уверена, милорд, что хор младших девочек будет счастлив узнать, что сегодня днем репетиция отменена, – ответила Фрэнсис, занимая кресло рядом с графом.
– Значит, вы дирижируете хором и преподаете музыку, в том числе даете уроки игры на фортепьяно. А вы много поете, мисс Аллард? – Граф снова опустился в кресло, виконт Синклер тоже сел, а мисс Маршалл нервно расхаживала взад-вперед, пока служанка и дворецкий не принесли все необходимое для чая.
– Вчера вечером я впервые за несколько лет выступала вне стен школы, – ответила Фрэнсис. – И на моих нервах благотворно сказался тот факт, что слушателей было немного.
– Для музыкального мира трагедия, что слушателей было так мало, – сказал граф. – Мисс Аллард, у вас не просто хороший или, вернее, великолепный голос, у вас богатый голос, определенно один из самых прекрасных, которые мне довелось слышать за почти восемьдесят лет моей жизни. Нет, не «один из», он самый прекрасный.
– Благодарю вас, милорд. – Фрэнсис слегка смутилась от такой щедрой и, без сомнения, искренней похвалы и почувствовала, что краснеет.
– Но вам, несомненно, это уже говорили, – сказал граф. – И, думаю, много раз.
Да, именно так. И иногда это говорили люди, чье мнение она уважала. Однако после смерти отца она часто слышала это от людей, которые обещали ей славу и большие деньги, нисколько не заботясь о ее душе артиста. По множеству причин, из которых не последнее место занимало ее молодое тщеславие, Фрэнсис поверила им и позволила действовать от ее имени, чуть не погубив себя этим. А потом она потеряла Чарлза из-за своего пения и после этого повела себя совсем недостойно. Многое было погублено – например, все ее девичьи мечты. Иногда, хотя прошло всего три года с тех пор, как она увидела объявление о месте учительницы в школе мисс Мартин и послала свое заявление, а мистер Хатчард отправил ее в Бат на переговоры с Клодией – иногда Фрэнсис было трудно поверить, что все это произошло с ней, а не с кем-то другим. До вчерашнего вечера она три долгих года не пела на публике.
– Люди всегда добры, – откликнулась Фрэнсис.
– Добры, – хрипло усмехнулся граф, беря с блюда маленький сандвич. – Это не доброта – быть свидетелем великого и отдавать ему дань уважения, мисс Аллард. Жаль, что мы не в Лондоне. Я бы пригласил весь высший свет провести вечер в моем доме и попросил бы вас спеть. Я не прославленный покровитель искусств, но мне и не нужно им быть. Ваш талант сказал бы сам за себя, и карьера певицы была бы вам обеспечена. Я в этом убежден. Вы могли бы путешествовать по всему миру и везде покорять слушателей.
Облизнув губы, Фрэнсис сосредоточилась на чашке чая, которую держала в руках.
– Но мы не в Лондоне, сэр, и мисс Аллард, очевидно, полностью удовлетворена своей жизнью. Разве я не прав, сударыня? – произнес виконт Синклер резким тоном и, изогнув одну бровь, пристально посмотрел на нее.
Подняв на него взгляд, Фрэнсис отметила, что он очень похож на своего дедушку. У него было такое же лицо с квадратным подбородком, только у графа оно с возрастом стало немного дряблым и приобрело мягкую доброжелательность, тогда как у виконта выражало высокомерие, упрямство и даже суровость.
– Я люблю петь для собственного удовольствия и для удовольствия других, но я не жажду славы. Тот, кто работает учителем, конечно, обязан своим местом работодателю, родителям своих учеников и самим ученикам, но тем не менее он обладает огромной профессиональной независимостью. Я не уверена, что то же самое можно сказать о певце, как и вообще о любом другом творческом человеке. Ему был бы необходим импресарио, для которого певец будет не более чем рыночным товаром. Самым важным были бы деньги, слава, умение представить его нужным людям и... В общем, я уверена, что при таких обстоятельствах было бы трудно полагаться на чью-то честность и сохранять собственное представление об искусстве. – Фрэнсис говорила, опираясь на свой горький опыт.
Оба мужчины внимательно смотрели на нее, и в каждой черточке виконта Синклера проглядывала насмешка, а его рука, как заметила Фрэнсис, играла с краем тарелки – та сильная, умелая рука, которая колола дрова, чистила картошку, лепила снеговика, лежала у нее на талии, когда они вальсировали, и ласкала ее тело...
Он назвал ее чопорной, и было глупо обижаться на такое определение – она действительно была чопорной, и здесь нечего стыдиться. Фрэнсис специально старалась стать такой.
Мисс Маршалл встала, чтобы предложить всем оладьи.
– Но разумеется, это не так, мисс Аллард, если импресарио разделяет взгляды исполнителя. А ваша семья? Неужели она никогда не советовала вам стать певицей? Кто ваши родители, если позволите мне спросить? Я никогда не слышал ни о каких Аллардах.
– Мой отец был французом. Он бежал от террора, когда я была еще младенцем, и привез меня в Англию. Моей матери уже не было в живых. Он умер пять лет назад.
– Очень грустно это слышать, – отозвался граф. – Вы, должно быть, были совсем юной, когда остались одна. У вас есть здесь, в Англии, какие-нибудь родственники?
– Только две мои двоюродные бабушки всегда поддерживали со мной отношения, – ответила Фрэнсис. – Это сестры моей бабушки, дочери покойного барона Клифтона.
– О, Уинфорд-Грейндж? – Граф поднял брови. – И одна из этих леди миссис Мелфорд, не так ли? Когда-то она была ближайшей подругой моей покойной жены. Они вместе впервые выехали в свет. Уинфорд-Грейндж не дальше двадцати миль от моего дома в Барклай-Корте. Оба имения в Сомерсете.
Это, конечно, объясняет, почему Фрэнсис и Лусиус Маршалл после Рождества ехали по одной и той же дороге. Фрэнсис не взглянула на виконта, и он ничего не сказал.
– Я уже несколько лет не виделся с миссис Мелфорд, – продолжал говорить граф, – но я удивлен, что нынешний Клифтон не помог вам сделать карьеру певицы.