И не вспоминала о Хедли целых три дня; нет, теперь уже четыре.
Неужели постепенно память сотрется окончательно?
Неужели настанет время, когда он перестанет существовать?
Ванесса погрузилась в печаль и ощутила острое чувство вины. Безосновательное, оно ранило безжалостно и больно. Почему она обречена на мучительное раскаяние, выйдя замуж вторично и освободившись от воспоминаний о первом супруге? Почему вынуждена корить себя за измену мертвому? И откуда это ужасное ощущение измены?
Сейчас, в серый дождливый день, все сомнения и терзания навалились жестоко и безжалостно.
— Ты должна продолжать жить, Несси, — сказал Хедли в один из последних дней, когда она держала его за руку и прикладывала к горящему лбу смоченное в прохладной воде полотенце. — Должна снова найти любовь и счастье. Должна выйти замуж и родить детей. Обещай мне.
Она обозвала его дураком и решительно отказалась давать какие бы то ни было обещания.
— О, только не дурак, — взмолился Хедли. — Ну хотя бы болван — и то лучше.
И они засмеялись.
— Непременно смейся. Смейся по самым пустяковым поводам, — потребовал Хедли. — Обещай, что будешь постоянно смеяться.
— Буду смеяться, когда будет смешно, — пообещала Ванесса и поднесла к губам почти прозрачную руку любимого. Вскоре он впал в забытье.
— Хедли, — прошептала Ванесса снова и обнаружила, что портрет расплылся перед глазами. Смахнула слезы. — Прости меня.
Она просила прощения за то, что поступила так, как он просил: за то, что вернулась к жизни и нашла счастье. За то, что снова вышла замуж и снова смеялась.
А еще за то, что почти четыре дня о нем не вспоминала.
Потом подумала о чувственной силе Эллиота, о той нескончаемой энергии, с которой он дарил плотское наслаждение. Провела ладонью по миниатюре. Депрессия переросла саму себя и превратилась в сердечную боль.
Если бы Хедли хотя бы раз смог…
Ванесса закрыла глаза и принялась раскачиваться из стороны в сторону.
— Хедли, — снова позвала она.
Слезы текли по щекам. Она вытирала их ладонями, беспомощно шмыгала носом и, наконец, принялась искать платок. Рядом его не оказалось, а встать не хватало сил.
Она впала в грех уныния. Предалась ужасному, разрушающему отчаянию.
Всхлипнув еще несколько раз, решила, что пора встать, найти платок, хорошенько высморкаться и умыться холодной водой, чтобы уничтожить следы предосудительной слабости.
А что, если Эллиот заметит, что она плакала? Какой ужас! Что он подумает?
Ванесса положила миниатюру на подушку, и в это мгновение из-за плеча появилась рука с платком. Большая, сильная мужская рука. Рука Эллиота.
Дел оказалось совсем немного. Перед свадьбой Эллиот не жалел сил и привел хозяйство в образцовый порядок, зная, что вскоре придется на несколько месяцев уехать в Лондон.
Он справился меньше чем за час и решил навестить одного из арендаторов, с которым дружил. Однако ни самого арендатора, ни его жену дома застать не удалось, так что визит вежливости оказался совсем коротким.
Эллиот с радостью направил коня в Финчли-Парк — значительно раньше, чем предполагал. Пока что супружество доставляло лишь положительные эмоции. Честно говоря, сегодня утром отчаянно не хотелось покидать дом у озера. Почему-то казалось, что волшебные чары сразу разрушатся.
Конечно, на самом деле никаких чар не существовало, как не существовало и ни капли волшебства. Три дня и четыре ночи он всего лишь видел рядом ту, с которой можно было делить постель. Да, секс оказался на удивление приятным. Эллиот сделал открытие: чтобы вызывать вожделение, женское тело вовсе не должно поражать пышными формами.
Но секрет трехдневного блаженства заключался не только в сексе. Жена предпочла провести краткий медовый месяц мирно, без ссор, и оказалась интересной в общении и даже милой.
Подумать только; он настолько увлекся, что позволил ей грести во время лодочной прогулки, хотя полное отсутствие умения бросалось в глаза. Позволил орать во все горло, когда брошенный ею камешек случайно прыгнул по воде три раза подряд. А потом нарвал нарциссов больше, чем видел за всю жизнь, да еще покорно прислуживал, расставляя цветы по комнатам.
Возможно, им с Ванессой все-таки удастся построить надежный и благопристойный брак.
Погрузившись в размышления, Эллиот не просто возвращался домой раньше срока, а отчаянно спешил, игнорируя внутренний голос, напоминавший, что неплохо было бы навестить еще нескольких арендаторов.
Вчера они с Ванессой любили друг друга прямо на поляне с нарциссами. Если бы погода не испортилась, вполне можно было бы вернуться на берег озера и нарвать цветов для парадных комнат. А в спальне ждала большая кровать. Так почему же не обновить ее дождливым днем, когда ничего интереснее не предвидится?
Ни в одной из комнат первого этажа Ванессы не оказалось. Должно быть, поднялась в спальню, чтобы наверстать упущенные часы сна.
Эллиот легко взбежал по лестнице и направился в свою гардеробную, чтобы вытереть намокшие под дождем волосы и снять сапоги. Сделал все сам, без помощи камердинера. Гардеробная жены была рядом, за дверью. Он миновал небольшую комнату осторожно, стараясь шагать как можно тише — а вдруг Ванесса спит? Впрочем, он все равно вскоре собирался разбудить ее, и думал об этом с удовольствием.
Дверь в спальню оказалась приоткрытой. Эллиот вошел без стука.
Ванесса не спала. Сидела на краю кровати, спиной к нему, с низко опущенной головой. Может быть, читала? Вдруг захотелось подкрасться на цыпочках и поцеловать в шею. Интересно, как она прореагирует? Испугается и закричит? Или засмеется? А может быть, поведет плечами и чувственно вздохнет?
Она шмыгнула носом.
Странно.
И тут стало ясно, что Ванесса плачет. Плачет горько, с жалобными всхлипами, судорожно переводя дыхание.
Эллиот остолбенел. Захотелось броситься к жене, схватить на руки и успокоить, а потом выяснить причину слез. Но он никогда не умел утешать женщин, а потому просто пошел вперед, но медленнее и осторожнее. Эллиот ничуть не пытался скрыть свое присутствие, но Ванесса так погрузилась в собственные переживания, что не замечала ничего вокруг.
И вдруг, в тот самый момент, когда супруг собрался нежно тронуть ее за плечо, она что-то положила на подушку. Неожиданно для самого себя Эллиот увидел миниатюрный портрет хрупкого, почти по-женски красивого молодого человека.
Не потребовалось долгих размышлений, чтобы понять: молодой человек — Хедли Дью, его предшественник.
Лорд Лингейт мгновенно разозлился.
Впал в холодную ярость.
Вытащил из кармана чистый носовой платок и молча, без единого слова, протянул Ванессе.