Любовная соната - читать онлайн книгу. Автор: Мэри Бэлоу cтр.№ 25

– Кит научила тебя читать? – переспросил он.

– Да. – Она улыбнулась ему немного неуверенно.

– А сколько ты пробыла у нее, Присс?

– В целом почти полгода. А потом ты меня оттуда забрал.

– Полгода, – повторил он. – Похоже, ты была способной ученицей.

Она рассмеялась, но тут же прикусила губу.

– Но у меня почти не было других дел, – сказала она и покраснела.

Джеральд вернул ей книгу.

– Здесь в библиотеке много книг, – сказал он. – Мой отец их собирал. Ты можешь заходить туда, когда пожелаешь, Присс.

– Благодарю, – отозвалась она.

Он нашел ее там в какой-то из дней, когда возвратился позже обычного после долгого разговора с одним из самых своих многословных арендаторов. Присцилла сидела за столом и писала.

– Джеральд! – воскликнула она, пряча л исток под пресс-папье и выходя из-за стола. – Я не слышала, как ты вернулся. Наверное, ты подъехал к конюшне с другой стороны. У тебя выдалось очень долгое утро. Надеюсь, ты поел. Ты очень устал?

Он сжал ее пальцы и едва успел вовремя остановиться, чтобы не наклониться и не поцеловать ее в щеку.

– Ты и пишешь, Присс. Можно мне посмотреть?

– Ах, это пустяки! – поспешно проговорила она. – Просто каракули. Дневник.

– О, дневник! Тайны. Тогда я не буду допытываться.

– Можно, я принесу тебе что-нибудь поесть или выпить, Джеральд? – спросила она.

– Пойдем погуляем по саду, – позвал он. – Только тебе понадобится твоя шляпка, Присс. Сегодня жарко.

Джеральд играл ей на фортепиано вечером того дня, когда признался, что умеет играть. Он повел ее в гостиную, которой редко пользовался из-за ее слишком большого размера, и усадил рядом с собой на скамейку.

– Я давно не играл, – предупредил он ее, – да и раньше не мог бы выступать с концертами, Присс. Не жди слишком многого. Если бы я попробовал сыграть Баха или Моцарта, у меня все пальцы запутались бы. Я сыграю кое-какие народные песни. Может, ты какие-то из них узнаешь. Ты когда-нибудь слушала музыку, пока жила дома?

– Иногда, – ответила она.

Он стал играть «Робина Адера», а она сидела неподвижно, наблюдая за его пальцами и слушая. Он с удовольствием обнаружил, что не ошибся ни разу.

Прошлым летом он почти каждый день садился за инструмент, прогоняя призраков, бросая вызов презрению, с которым отец относился к этому женскому занятию, погружаясь в ту единственную форму прекрасного, которая заставляла пылать его душу.

Он заиграл «Барбару Эллен». Присцилла тихо подхватила мелодию.

– Ты ее знаешь? – спросил он. – Да.

Когда он заиграл мелодию сначала, она спела первый куплет, а потом перешла на второй. У нее оказалось мягкое и благозвучное сопрано. Печальная история обрела жизнь под его пальцами и с ее голосом. А потом они оба замолчали.

– Опять уроки Кит? – спросил он наконец.

– Я знаю эту песню, – сказала она. – Я слышала ее очень давно.

– Присс… – начал было он, но не стал продолжать.

Он заиграл короткий этюд Баха, с удивлением заметив, что его пальцы уже начали обретать прежнюю подвижность. По голосу Присс было заметно, что ее обучали петь.

Кем она была? Господи, кто же она? Но он не хотел этого знать, боялся… Ему хотелось, чтобы она оставалась Присс.

Он немного жалел о своем решении держать ее в своей постели каждую ночь. Но как он мог отправить ее обратно, не создав впечатления, будто она чем-то заслужила его неудовольствие? Ему ни за что не отыскать правильных слов.

Присс постепенно прогоняла одиночество и то чувство собственной неполноценности, которое преследовало его всю жизнь. Она была рядом, всегда рядом. Если он просыпался и не мог снова заснуть и начинал ворочаться и метаться, ища удобное положение, она была рядом и тихо спала подле него – воплощенные мягкость и тепло, которые его притягивали. И часто он придвигался к ней, клал голову ей на плечо или осторожно обнимал за талию – и внезапно обнаруживал, что ему покойно и снова хочется спать.

А если ему настолько не спалось, что он не мог больше лежать и вставал у окна, он знал, что она тихо спит совсем близко. Он знал, что, когда он утомится и будет снова готов заснуть, он сможет осторожно лечь и безмятежно согреться от ее тепла.

А в тех случаях, когда она просыпалась и вставала рядом с ним, ему удавалось облечь свои мысли в слова и иногда высказать ей вслух то, что не давало ему заснуть. И она прогоняла одиночество.

Но он жалел об этом. Потому что это была иллюзия, и в уголке разума у него постоянно жил страх, что одиночество, пустота и бессмысленность бытия нахлынут на него с еще большей силой, когда он в конце концов снова окажется один. А это обязательно произойдет, рано или поздно.

Она женщина. Мужчины не притворяются, что дарят любовь. Его отец никогда не притворялся. С отцом он хотя бы всегда знал, что к чему. Но женщины были большими обманщицами, они были очень опасны. Потому что существовали мужчины – такие доверчивые мужчины, как и он сам, – которые порой им верили.

Его мать тоже всегда была рядом, чтобы смягчить одиночество из-за того, что он оказался единственным ребенком, чтобы утешить его после суровых слов отца. Она всегда была рядом. Всегда. Пока ему не исполнилось восемь лет.

И Присс сейчас тоже всегда рядом. Когда бы она ему ни понадобилась, она была рядом с ним. И было так легко впасть в роковое заблуждение и поверить, что она всегда, всегда будет рядом. Даже сейчас ему легко было поверить тому, что Присс остается с ним, потому что он ей дорог, потому что она этого хочет.

«Для меня всегда радость дать тебе покой», – говорила она ему, когда он чувствовал себя особенно уязвимым.

«А не просто обязанность?» – спрашивал он у нее.

«Радость», – повторяла она.

И он позволял себе верить ей, погружаясь в ее мягкое тепло, представив себе, что она дарит ему любовь, и ответно даря любовь, хотя он никогда не учился дарить женщине наслаждение. А потом он лежал на боку, продолжая ее обнимать и положив голову ей на плечо, а ее пальцы тихо скользили по его волосам.

Это было необычайно приятно. Иногда очень приятно поддаваться таким иллюзиям.

При условии, что ты достаточно быстро вспоминаешь о том, что это иллюзия, а не реальность.

При условии, что ты вспоминаешь о том, что она получает очень хорошую плату за то, чтобы создавать такую иллюзию.

При условии, что ты вспоминаешь, что даже в борделе у Кит в тот самый первый раз, когда она увидела тебя впервые, она улыбнулась тебе так, словно ты – единственный мужчина в мире, и дарила тебе удовольствие так, как будто ты – единственный, кому она принадлежала.

При условии, что ты будешь помнить: она – женщина. Такая же, какой была его мать. И точно такая же, какой была Элен.