– Простите меня, мадам, но какое отношение вы имеете к этим детям?
Страх холодным ножом полоснул Еву по сердцу.
– Никакого, – призналась она, – разве только то, что я кузина Сесила по отцовской линии. Но дети жили у меня.
– Насколько я понимаю, они сироты, – сказал граф, – и должны жить у своего родственника, мистера Сесила Морриса. Он объяснил мне, что вы были так добры, что приютили их на время болезни миссис Моррис, его матери. А затем вы оставили их одних и уехали в город наслаждаться развлечениями сезона со своим мужем.
– Я не оставляла их одних! – воскликнула она. – Я…
– Может быть, сэр, – вмешался Эйдан, – поскольку возник вопрос о праве на опекунство над этими сиротами, вы возобновите дело и выслушаете аргументы обеих сторон.
– Но по закону, – сказал граф, – все права принадлежат мистеру Моррису.
– Нет! – воскликнула Ева, – Ему эти дети не нужны.
– Тогда он выбрал довольно странный способ, чтобы показать это, мадам, – сказал нахмурившийся граф.
– Может быть, вы все-таки выслушаете мою жеиу? – с угрожающим спокойствием спросил Эйдан. – Эти дети ей дороги. Она заботилась о них почти целый год и считает их своими.
– Год? – свел брови граф. – Миссис Морис так долго болела?
– Она вообще не болела, – сказала Ева.
– Я прошу вас назначить новое слушание дела, – сказал Эйдан. – В присутствии обеих сторон, Морриса и его матери, если они того пожелают.
– О нет! – Граф протестующе поднял руку.
– При любых свидетелях, которых он захочет позвать. И при любых свидетелях со стороны моей жены.
Ева почувствовала, как у нее сжимается сердце. Она хотела доказать графу свою правоту прямо сейчас, убедить его. Она хотела прямо отсюда поехать к Сесилу и забрать детей, а не ждать нового слушания дела, на котором Сесил снова будет изворачиваться и принудит солгать тетю Джемайму.
Граф вздохнул:
– Дело казалось таким несложным. Да и сейчас оно кажется простым. Я не собираюсь устраивать канитель с соблюдением всех формальностей, Бедвин, в присутствии опытного стряпчего, который все запутает. Я согласен на неофициальный разбор дела. Это будет сегодня же, ибо до конца недели я занят. В два часа пополудни в суде Хейбриджа. Решайте. Я извещу Морриса.
Эйдан встал.
– Благодарю вас, сэр. Мы там будем.
– Но, – возразила Ева, – я хотела бы, чтобы все разрешилось этим утром. Я не могу ждать до двух часов!
– В таком случае, мадам, – резко сказал граф, – вы должны смириться с тем, что дело уже решено в пользу Морриса. Я буду только доволен.
Ева встала.
– Значит, сегодня в два, – сказала она.
Через несколько минут их карета уже отъезжала от дома графа. Легко было говорить Эйдану, чтобы она надеялась на лучшее, устало думала Ева, но как она могла не думать о плохом? Казалось, закон полностью на стороне Сесила. Любовь в расчет не принимается.
– Ева, – сказал Эйдан, – мы поедем прямо домой, и ты ляжешь в постель. Тебе нужно поспать.
– Я не могу спать.
– Это необходимо! – с суровым выражением лица строго сказал Эйдан. – Если хочешь вернуть детей, ты должна поспать, чтобы иметь ясную голову. Советую тебе предоставить все мне, а самой говорить, сдерживая эмоции.
– Как я могу быть спокойной! – воскликнула Ева.
– Моррис выиграет, если ты будешь волноваться. Поверь мне.
Она посмотрела на его холодное суровое лицо, и вдруг почувствовала себя такой одинокой, что, не в силах сдержаться, отвернулась и, закрыв лицо руками, разрыдалась. Она редко давала волю слезам, но сейчас, как ни старалась, не смогла их сдержать. Она забыла о том, какую боль приносят слезы. У нее сжалось горло. Возникло ощущение, будто дюжина ножей вонзилась в ее грудь. Сердце готово было разорваться.
С минуту Ева была совершенно одинока. Но вот на ее спину легла мужская рука и начала осторожно ее поглаживать. Когда рыдания утихли и Ева только судорожно вздыхала, в ее руке появился большой носовой платок. Она вытерла слезы и высморкалась.
Никогда, подумала Ева, никогда за всю свою жизнь она не чувствовала себя такой усталой.
Эйдан как будто прочитал ее мысли. Наклонившись, он одной рукой обнял ее за плечи, другой приподнял и посадил себе на колени. Ева не успела опомниться, как ее голова уютно прижалась к его плечу. Шляпа куда-то исчезла.
– Все устроится, дорогая, – прошептал Эйдан ей на ухо.
– Правда? – Но это говорила ее усталость, ответ ей был не нужен. В эту минуту она полностью доверяла Эйдану. Как чудесно, что иногда можно переложить свое бремя на чужие плечи.
– Я тебе обещаю, – заверил он.
Ева проснулась, когда карета подъехала к Рингвуду.
* * *
Сесил Моррис явился с самоуверенным видом, но его мать явно волновалась. Ева, несмотря на то что поспала в карете и дома после возвращения из Дидкоут-Парка, выглядела бледной и осунувшейся. Миссис Причард была обеспокоена, мисс Райе – напряжена. Преподобный Паддл сидел между ними и проявлял трогательную заботу об обеих женщинах. Приходский констебль и четыре его помощника – один из них с распухшим носом и синяками на лице – стояли с важным видом, словно в ожидании драки. Присутствовало еще несколько праздных любопытных, хотя было непонятно, как они узнали о происходящем.
Граф Лафф появился с опозданием, и было заметно, что он сильно не в духе.
– Давайте уладим дело без проволочек, – сказал он, усаживаясь за стол, и сердито огляделся, словно это его заставили ждать.
Первым для дачи объяснений вызвали Сесила Морриса. Он поклялся на большой Библии говорить только правду, и после этого лжесвидетельствовал каждым своим словом. Из его рассказа явствовало, что он горячо любил своих маленьких племянников, как и их бедных покойных родителей. Его мать просто души в них не чаяла. Именно она его убедила, и он, не подумав, позволил своей кузине, тогда еще мисс Еве Моррис, оказать гостеприимство детям на время выздоровления его матери после долгой болезни. Но он был весьма обеспокоен, узнав, что Ева бросила бедных малюток и уехала веселиться в Лондон.
Эйдан положил руку на плечо Евы, порывавшейся что-то сказать.
Моррис объяснил, что он обратился в суд и получил законное право на опекунство. Он послал констебля забрать детей, потому что, когда он в последний раз навещал их и обещал, что они скоро вернутся к свой любимой тете, муж кузины ему угрожал. Он опасался, что если он приедет забирать детей один, то домочадцы кузины, а некоторые из которых настоящие преступники, расправятся с ним, или того хуже, и с детьми.
– Как вы видите, милорд, – Сесил сделал выразительный жест в сторону разбитого носа и синяков помощника констебля, – мои опасения были не напрасны.