Почему я его утешал?
Кто из нас сейчас больше нуждался в утешении? На моих глазах гибла наша маленькая община. Впереди не оставалось совсем ничего. И шансы выжить были такие смешные, что их даже сосчитать невозможно.
И все-таки мне хотелось утешать этого мальчишку, странного чужака, так неудачно попавшего в наш маленький тихий мирок. Будто за ним стояли свои тени и большая беда, чем горящая планета.
– Ты боишься умереть? – спросил я.
– Нет, что ты, – без всякой рисовки ответил Артем. – Ни капельки. Ой, кто это?
Эн, идущая впереди, остановилась, в ее руке тускло блеснул металл. Я кинулся вперед, схватил ее за кисть, закричал:
– Стой! Не вздумай! Это абори!
Как это произошло, я и не заметил – только ее руки уже не было в моей. Девочка презрительно посмотрела на меня:
– И что с того? Я знаю, они потенциально опасны.
Абори лениво шел нам навстречу. Чихая, сморкаясь, отплевываясь комочками слизи. Среднего возраста, пожалуй. Вздумалось же ему побродить.
– Мир и любовь! – крикнул я.
– Он опасен! – упрямо сказала Эн.
– Ты не представляешь насколько! – рявкнул я. – Эн, эти существа излучают направленные микроволновые пучки. Это первое. Они имеют телепатический контакт друг с другом. Это второе. Они эмпаты и жестоко мстят за гибель любого из собратьев. Убьют и тебя, и всех, кто тебе дорог. Это – третье.
Эн глянула на Артема. Заколебалась.
– А если его не трогать?
– Тогда все будет нормально. Они не агрессивны. Им ничего от нас не надо, понимаешь? Ничего!
Абори приблизился. Зачавкал, набирая воздух, потом прогнусавил:
– Мир и любовь.
Взяв Эн за руку, я стал осторожно обходить абори по кругу. Артем шел рядом, держась так, чтобы мы прикрывали его от туземца.
– Мир и любовь. – повторил абори. Запустил руку в складки плоти, поковырялся. И шагнул в нашу сторону.
Диаметром жемчужина была сантиметра три. Не меньше «Плазменного Цветка». Но вдобавок она имела огненно-алую окраску, что само по себе чудовищная редкость.
Абори терпеливо ждал.
Моя рука сама поползла к резервной фляге. И застыла.
Сколько нам придется просидеть в бункере? Пару часов? Сутки? Двое суток? У Эн и Артема воды нет вообще. Найдется ли в бункере неприкосновенный запас – бог весть.
– Знаешь, дружок, не до того, – сказал я. Развел руками. И мы двинулись дальше.
Абори не удивился – они нечему не удивляются. Потоптался на месте и двинулся следом.
– Это ведь ваш экспортный продукт? – спросил Артем.
– Да, единственный, – подтвердил я.
– И этот шарик должен дорого стоить? Почему ты его не взял?
– Его надо менять на воду.
– У тебя же есть фляжка.
– Деньги нельзя пить, Артем.
– Логично, – легко согласился он.
Разрыв между нами и туземцем постепенно увеличивался. Но он не унывал – шел следом, покачиваясь, почесываясь, издавая невнятные булькающие звуки. Эн явно нервничала, поминутно оглядывалась.
– Не бойся, он не тронет, – сказал я.
– Я не боюсь за себя, – отрезала девочка.
– Укроемся в бункере, он побродит, да и уйдет, – пообещал я. – Повезло, что псилонцы не знают про точку «дельта».
– Про нее нет никакой информации, – угрюмо отозвалась девочка. – Даже в имперских архивах. Во время войны такое случалось – по соображениям секретности уничтожались какие-то документы, и про склады, базы, космодромы забывали начисто. Недавно на Эндории обнаружили подземный автоматический завод, он все эти годы штамповал обоймы для десантных бластеров. Умели тогда строить.
Мне опять стало не по себе. Дурацкие мысли лезли в голову, совсем дурацкие. Возникающие порой в отдалении вспышки и клубы дыма оптимизма не прибавляли. Псилонцы расправлялись с нашей общиной.
Когда мы дошли до бункера «дельта», абори отстал уже на полкилометра. Замаскированный люк я нашел быстро – это искусство не забывается. Очистил от пыли контрольную панель на бетонной плите, приложил руку. Древний механизм поразмыслил и выдал зеленый сигнал. В военное время почти полностью отказались от замков, реагирующих на конкретную личность, достаточно было опознания «человек – чужой».
Ведь можно предать страну, можно предать планету. Но где тот безумец, что способен предать человеческий род?
По узкому бетонному колодцу мы спустились на двадцатиметровую глубину. Я открутил винтовой запор на тяжелом стальном люке, откинул.
– Освещение работает, – удивленно сказал Артем.
– Оно включается, когда кто-то входит в бункер, – объяснил я. – Первый раз я тут побывал, когда был младше тебя.
Мы стояли в длинном коридоре, с редкими лампами под потолком и еще более редкими стальными дверями.
– Дальше – технические помещения, – сказал я. – Идти смысла нет. Лучше на боевой пост, там кресла и можно посидеть.
Дети как-то притихли. Я пошел вперед, выискивая на стенах оставленные когда-то копотью и фломастером отметки. Углядел даже свою корявую роспись – это считалось высшим шиком, оставить след на стене мертвого бункера. Какие мы были маленькие и глупые.
– Боевой пост. – Эн указала на символы над одной из дверей.
– Ага. Там не очень уютно, но… – Я дотронулся до сенсорной панели, и дверь уползла в стену.
– Ой, – тихо сказал Артем.
Вот только я был поражен не меньше, чем он.
Раньше, когда мы приходили сюда, пост был наглухо заблокирован. Сиди за пультами, барабань по клавишам – ничего не отзовется. Только неяркий свет и тихий шорох вентиляции.
Сейчас пост жил.
Перед главным боевым пультом светился огромный трехмерный экран. Схематическое изображение огромного космодрома, каких-то строений, стоящих в уголке кораблей. Множество точек – зеленые и красные, ползающие по карте. Красных было совсем немного, и нетрудно было догадаться, что это псилонские десантники. Зеленых – куда больше. Но никак не две тысячи, от силы – половина…
– Назовитесь, – прозвучал негромкий женский голос. – Раса, подданство, звание, имя и фамилия.
Я сглотнул застрявший в горле комок.
Компьютерный пост бункера ожил. Видимо, когда началась атака, какие-то системы начали расконсервацию точки.
– Назовитесь, – с теми же интонациями произнес голос.
– Человек, Империя Людей, ополченец, Алексей Кононов… – прошептал я.
– Опознание завершено. Согласно правилам чрезвычайной ситуации, управление боевой точкой «дельта» переходит к ополченцу Алексею Кононову. Прошу вас занять место командира.