– Какая эксцентричная подробность, –
отозвался племянник цинично, с сарказмом. – А я-то думал, что ее укусила
змея.
– Ты полный идиот, Генри! Ты знаешь
историю хуже, чем египетский погонщик верблюдов. Перед тем как остановить свой
выбор на змее, Клеопатра перепробовала сотни ядов.
Он обернулся и холодно взглянул на племянника,
который дотронулся до бюста Клеопатры, небрежно проводя пальцами по мраморному
носу и глазам.
– Ладно, я думаю, это не меняет дела. А монеты?
Неужели ты собираешься отдать их Британскому музею?
Лоуренс присел на походный стульчик и обмакнул
перо. На чем он остановился? Невозможно сосредоточиться, когда отвлекают.
– Тебя интересуют только деньги? –
холодно спросил он. – А на что они тебе? Все равно ты спустишь их за
игорным столом. – Он посмотрел на племянника. Когда с этого красивого лица
стерся отблеск юношеского огня? Когда самовлюбленность ожесточила черты и
состарила его, когда оно стало таким безнадежно скучным? – Чем больше я
тебе даю, тем больше ты проигрываешь. Ради бога, возвращайся в Лондон. К своей
любовнице или к подружкам из мюзик-холла. Главное, убирайся отсюда.
Снаружи донесся отрывистый резкий звук – со
скрежетом затормозила на песчаной дороге еще одна машина. В пещеру вошел
темнокожий слуга в испачканной глиной одежде. В руках у него был поднос с
завтраком. За ним следом вошел Самир.
– Я больше не могу их сдерживать,
Лоуренс, – сказал помощник. Легким, изящным жестом он приказал слуге
поставить поднос на край переносного столика– Сюда приехали люди из британского
посольства, Лоуренс. И, похоже, все репортеры из Александрии и Каира Боюсь,
снаружи собралась целая толпа.
Лоуренс смотрел на серебряные тарелки, на
китайские чашечки. Он не хотел есть. Он хотел только одного: чтобы его оставили
наедине с сокровищами.
– Продержи их снаружи подольше, Самир.
Отвоюй мне еще несколько часов, чтобы я мог повозиться с этими свитками. Самир,
его история так: печальна, так мучительна!
– Постараюсь. Но тебе надо позавтракать,
Лоуренс. Ты страшно утомлен. Тебе необходимо освежиться и отдохнуть.
– Самир, я никогда не чувствовал себя
таким бодрым. Продержи их снаружи до полудня. Да, и уведи отсюда Генри. Генри,
иди с Самиром. Он даст тебе что-нибудь поесть.
– Пойдемте со мной, сэр,
пожалуйста, – быстро проговорил Самир.
– Мне нужно поговорить с дядей наедине.
Лоуренс заглянул в свой дневник, а потом в
развернутый свиток, лежавший на столе прямо за тетрадью. Царь рассказывал о
своей печали и о том, как он уехал сюда для тайных исследований, подальше от
мавзолея Клеопатры в Александрии и от Долины царей.
– Дядя, – ледяным тоном произнес
Генри. – Я с превеликим удовольствием вернусь в Лондон – если ты найдешь
минутку, чтобы подписать…
Лоуренсу не хотелось отрываться от папируса.
Может быть, ему удастся узнать, где когда-то стоял мавзолей Клеопатры?
– Ну сколько тебе повторять? –
проворчал он. – Я не буду подписывать никаких бумаг. Бери свой портфель и
убирайся отсюда.
– Дядя, граф хочет получить от тебя ответ
относительно Алекса и Джулии. Он больше не может ждать. А что касается бумаг,
речь идет всего лишь о двух акциях.
Граф… Алекс и Джулия… Это чудовищно.
– Боже, в эту минуту!
– Дядя, жизнь не остановилась из-за
твоего открытия. – Сколько яда в голосе! – От этих акций необходимо
избавиться.
Лоуренс отложил ручку.
– Никакой необходимости в этом я не
вижу, – сказал он, пристально глядя на Генри. – А что касается брака,
я могу ждать вечно. Или до тех пор, пока Джулия сама не решится. Возвращайся
домой и передай эти слова моему доброму приятелю графу Рутерфорду. И скажи
своему отцу, что я больше не продам ни одной фамильной акции. А теперь оставь
меня в покое.
Генри стоял как: вкопанный, нервно вцепившись
в портфель, и смотрел на Лоуренса с ожесточением.
– Дядя, ты не понимаешь…
– Позволь мне высказать, что я понимаю, –
произнес Лоуренс. – Я понимаю, что ты проиграл целое состояние и что твой
отец сделает все, чтобы выплатить твои долги. Даже Клеопатра и ее вечно пьяный
любовник Марк Антоний не мечтали о таком богатстве, какое утекло сквозь твои
руки. И скажи, на кой черт сдался моей Джулии титул Рутерфордов? Алексу нужны
миллионы Стратфордов – вот в чем истина. Алекс – жалкий титулованный
попрошайка, как и сам Эллиот. Прости меня бог, но это правда.
– Дядя, благодаря своему титулу Алекс мог
бы купить любую лондонскую наследницу.
– Почему же он не делает этого?
– Одно твое слово – и настроение Джулии
изменится.
– А Эллиот отблагодарит тебя за то, что
ты ловко обтяпал это дельце? С деньгами моей дочери он будет невероятно щедрым.
Генри побелел от гнева.
– Какого черта ты так хлопочешь из-за
этого брака? – язвительно спросил Лоуренс. – Ты унижаешься, потому
что тебе нужны деньги…
Ему показалось, что губы племянника
шевельнулись в беззвучном ругательстве.
Лоуренс отвернулся и снова посмотрел на мумию,
пытаясь покончить с неприятным разговором, – щупальца лондонской жизни, от
которой он сбежал, дотянулись до него и здесь.
Вот это да! Вся фигура заметно пополнела! И
кольцо! Теперь его видно целиком: раздувшийся палец прорвал стягивающие его
бинты. Лоуренсу показалось, что он видит цвет здоровой плоти.
– Не сходи с ума, – прошептал он
самому себе.
Тот звук… Снова тот звук. Он попробовал
вслушаться, но, сколько ни сосредоточивался, слышнее становился только уличный
шум. Он подошел поближе к телу в саркофаге. Боже, неужели он видит отросшие
волосы сквозь намотанные на голову пелены?
– Как я сочувствую тебе, Генри, –
вдруг прошептал он. – Ты не в состоянии оценить подобное открытие: этого
древнего царя, эту тайну.
Кто сказал, что ему нельзя дотрагиваться до
останков? Просто немного отодвинуть в сторону эту истлевшую ткань…
Он вытащил свой перочинный ножик и нетерпеливо
поднес его к мумии. Двадцать лет назад он мог бы спокойно разрезать и саму мумию.
Тогда ему не приходилось иметь дел с чиновниками. Он мог копаться во всей этой
пыли сам по себе.
– На твоем месте я не стал бы это делать,
дядя, – вмешался Генри. – Музейные работники в Лондоне встанут на
уши.
– Я же велел тебе убираться.