– Какого черта ты несешь эту
чушь?! – завопил Генри. У него начиналась истерика.
– Успокойся, – сказал
Рэндольф. – Я уже наслушался.
Снаружи доносились шум и возбужденные голоса.
Кто-то уже поднялся по лестнице и таращился на них через открытые двери.
– Генри, мне не нравится весь этот
переполох в моем доме, – резко сказала Джулия.
Человек из Скотленд-Ярда окинул Генри ледяным
взглядом.
– Сэр, если леди не хочет, чтобы мы
проводили расследование…
– Конечно не хочу, – отозвалась
Джулия. – Вы и так потеряли много времени. Как видите, все в порядке.
Ну да, кофейная чашка опрокинута на подносе,
на полу валяется платок… Но Джулия держалась очень спокойно, с недоумением
переводя взгляд с Генри на полицейского. Потом взглянула на другого
полицейского, который пристально наблюдал за ней, хотя и не произнес ни слова.
Никто из них не видел того, что увидела она –
Рамзеса, медленно спускавшегося по ступеням лестницы. Они не видели, как он
прошел по коридору и молча появился в комнате. Джулия не сводила с него восхищенного
взгляда, и лишь тогда все остальные, повернувшись, заметили того, кто вызывал у
Джулии такой восторг: стоявшего в дверях высокого темноволосого мужчину в
купальном халате из бургундского шелка.
Джулия смотрела на него, затаив дыхание. Чудо!
Такими и должны быть цари. И все-таки он выглядел пришельцем из другого мира.
Человек необычайной силы, величайшего достоинства, с живыми проницательными
глазами.
Даже халат с атласными отворотами выглядел на
нем экзотическим нарядом. Тапочки напоминали обувь, найденную в древней
гробнице. Белая рубашка была расстегнута, и это, как ни странно, выглядело
вполне естественно – возможно, из-за того, что его кожа была такой же белой и
гладкой, а может, из-за того, что мужчина выпятил вперед грудь и стоял, широко
расставив ноги, словно принимая парад; современные мужчины не умеют принимать
такую позу. Это была поза повелителя, хотя в выражении лица никто не увидел бы
и тени высокомерия. Царь просто смотрел на Джулию и на Генри, который
побагровел до корней волос.
А Генри смотрел в распахнутый ворот рубашки.
Он смотрел на перстень со скарабеем, который Рамзес носил на правой руке.
Полицейские смотрели на Генри. Рэндольф выглядел совершенно сбитым с толку.
Узнал ли он халат, который когда-то подарил брату? Рита прислонилась к стене,
зажав ладонью рот.
– Дядя Рэндольф, – выступая вперед,
сказала Джулия. – Это старый друг отца, он только что приехал из Египта.
Это… э-э… мистер Рамсей, Реджинальд Рамсей. Я хочу представить вас моему дяде,
Рэндольфу Стратфорду. А это его сын, Генри…
Рамзес посмотрел на Рэндольфа, потом снова
перевел взгляд на Генри, который тупо уставился на него. Джулия незаметным
жестом велела Рамзесу оставаться спокойным.
– Думаю, сейчас не стоит устраивать
собрание, – смущенно сказала она– Правда, я очень устала и
переволновалась…
– Ну что ж, мисс Стратфорд, возможно,
именно этого джентльмена видел ваш брат, – доброжелательно произнес
полицейский.
– Да-да, вполне возможно, – ответила
Джулия. – А сейчас мне нужно позаботиться о госте. Он еще не завтракал. Я
должна…
Генри все понял! Джулия это видела. Ей ужасно
захотелось сказать что-нибудь благопристойное и одновременно бессмысленное.
Например, что уже восемь часов утра. Или что она голодна. Генри вжался в угол.
А Рамзес, не отрывая от него взгляда, прошел за спинами полицейских и полным
изящества быстрым движением поднял с пола платок. Никто, кроме Джулии и Генри,
этого не заметил. По-прежнему не сводя глаз с Генри, Рамзес опустил платок в
карман своего халата.
Рэндольф растерянно взглянул на Джулию. Один
из полицейских явно заскучал.
– Ну, с тобой все в порядке,
дорогая? – произнес Рэндольф. – Все хорошо?
– Конечно. – Джулия подошла к нему
и, взяв за руку, проводила к дверям.
Полицейские шли следом.
– Меня зовут инспектор Трент,
мадам, – сказал один из них. – А это мой напарник, сержант Галтон.
Если мы вам понадобимся, сразу же позвоните.
– Разумеется, – кивнула Джулия.
Генри был на грани истерики. Внезапно он
дернулся и, едва не сбив сестру с ног, бросился в открытую дверь, прорвавшись
сквозь собравшуюся на крыльце толпу.
– Это была мумия, сэр? – закричал
кто-то. – Вы видели, как мумия ходит?
– Значит, проклятие сбылось?
– Мисс Стратфорд, с вами все в порядке?
Полицейские тут же вмешались: инспектор Трент
приказал толпе немедленно разойтись.
– Что с ним стряслось, никак не
пойму, – бормотал Рэндольф. – Ничего не понимаю.
Джулия крепче стиснула его руку. Нет, скорее
всего, он не знает, что натворил Генри. Он никогда не причинил бы вреда своему
брату, ни за что на свете. Но откуда у нее такая уверенность? Повинуясь
непонятному порыву, Джулия обняла Рэндольфа за шею и поцеловала в щеку.
– Не волнуйся, дядя, – сказала она,
чувствуя, что вот-вот расплачется.
Рэндольф кивнул. Он был унижен и немного
напуган, и, глядя на него, Джулия ощущала невероятную жалость. Раньше ей никого
не было так жалко. И лишь когда Рэндольф прошел пол-улицы, Джулия заметила, что
он босой. За ним по пятам бежали репортеры. Поскольку полиция уехала, парочка
пронырливых журналистов кинулась к Джулии, и она поспешно вернулась в дом,
захлопнув дверь у них перед носом. И потом смотрела сквозь стеклянное окошко в
двери на то, как Рэндольф идет по улице и поднимается по ступеням своего
крыльца.
Когда дядя скрылся из виду, она медленно
развернулась и направилась в гостиную.
Тишина. Слабое журчание фонтана в оранжерее.
Где-то на улице лошадь тащила скрипучую повозку. В углу тряслась от страха
Рита, судорожно теребя фартук.
А посреди комнаты стоял безмолвный Рамзес. Он
стоял все так же, широко расставив ноги и скрестив на груди руки, и смотрел на
Джулию. Солнце создавало вокруг него сверкающий ореол, оставляя лицо в тени. И
яркость его голубых глаз казалась такой же нереальной, как и копна густых
каштановых волос.
Впервые в жизни Джулия по-настоящему поняла
значение слова «царственный». И еще одно слово пришло ей в голову, довольно
непривычное, но очень точное: «миловидный». Джулия поразилась: а ведь его лицо
красиво в основном благодаря выражению. Удивительно умное, пытливое и
сосредоточенное одновременно. Как будто чуть отстраненное, хотя вполне обычное.
Было в нем что-то неземное и в то же время очень человечное.