– Правильно, – откликнулся Пугало. – Господа W, P и F – изрядные сволочи. Жаль, что в жизни их вот так не сотрешь. Но с помощью всеобщего просвещения и повышения самосознания граждан, а также новейших винтовок системы «Оббернум»…
Дальше Джейкоб не слушал. Его не интересовали бунтарские речи голема, и на несправедливости, чинимые Господами W, P и F – хозяевами крупнейших в Городе, а то и во всем Третьем Круге корпораций, – мальчику было начхать. Ему только не нравилась надпись. Она требовала продолжения, завершения. Джейкоб попробовал расположить буквы треугольником, но все равно выходило, что требуются еще две – иначе не построишь пирамиды. Настоящей пирамиды, с четырехугольным основанием и острой, недоступной вершиной. Недоступной, как Аврора над Городом. Самая правильная пирамида, основанием вписанная в круг, но вырывающаяся вершиной за его четко очерченные, обреченные на вечное повторение пределы. А получившийся из WPF треугольник в круг вписывать было даже как-то неловко, до того он вышел неполный и жалкий.
Джейкоб спихнул разболтавшегося Пугало с седла и улегся сам, закинув руки за голову. Ветерок, не горячий, а уже по-ночному прохладный, коснулся лица. Юный путешественник уставился в небо. С минуту небо безразлично смотрело в ответ, а затем вдруг прорезалось яркой точкой метеорита. Метеорит приближался. Он пронесся низко над горами, едва не задевая их каменные загривки, и скрылся на юго-востоке, растворившись в сиянии над Городом. Показалось, или сияние сделалось ярче? И еще – когда метеорит пролетал над головой Джейкоба, мальчику почудилось, что это не просто сверкающая точка, а что-то вроде арбы, запряженной снежно-белыми волками. В арбе сидела женщина небывалой красоты, и стекающая с ее плеч серебристая мантия пульсировала тем же неспокойным светом и в том же ритме, что и полотнища Авроры, распростершиеся над Городом. Женщина оглянулась на Джейкоба и улыбнулась ему бледными красивыми губами – но это было уже во сне, где хозяйка арбы превратилась в тетушку Джан и та стояла в полукруглом дверном проеме, смотрела на Джейкоба через плечо и печально и прощально улыбалась.
Сверху Город похож на снежинку, пораженную одновременно раком и псориазом. Некоторые лучи снежинки – проспекты, отходящие от Смотровой башни, – безобразно раздулись, обросли кварталами лачуг. Другие, напротив, съежились, осыпались, облезли. По периметру снежинка и вовсе уже смахивает не на снежинку, а на серо-зелено-желтую медузу, чьи щупальца – дымы бесчисленных заводов – сносит к западу упрямый восточный ветер.
Если взять сильный бинокль и навести на одну из центральных улиц – смотреть желательно с той высоты, на которой пролетал позавчерашний метеорит, – заметишь унылое кирпичное здание с вывеской цвета болотной гнилостной зелени. Вывеска гласит: «Plclnc»
[1]
, и буква P на ней заметно довлеет над прочими, не столь нагло раскорячившимися буквами. Рядом с поликлиникой находится «Phrmc»
[2]
. «P» в слове «Phrmc» выглядит еще более нахально, чем на родственном заведении. Присмотревшись еще внимательнее, можно заметить маленькую фигурку в балахоне цвета песка. За плечом у фигурки плотно набитая сумка, в руке – повод, на другом конце повода – изнуренный трехдневным переходом страус по кличке Страус.
…Джейкоб угрюмо перечитывал надпись у въезда на стоянку. Надпись поясняла, что стоянка платная, первый час – четыре доллара, все последующие – по два доллара за час. Тратить конопляные доллары надо было с умом, и уж точно не на парковку Страуса. Пока Джейкоб решал эту дилемму, сзади раздался громкий и визгливый голос:
– Эй! Эй, парнишка!
Мальчик обернулся и чуть не уткнулся носом в клетчатый жилет визгливоголосого. Тот оказался молод, рыж, конопат и на две головы выше Джейкоба. Заметив, что привлек внимание мальчика, визгун осклабился. Зубы у него были хуже некуда.
– Ты, я вижу, затрудняешься животину пристроить? У нас тут за углом частная парковка, берем недорого – пятерку за первый день, ну а потом по трешке.
Для наглядности рыжий и конопатый ткнул за плечо большим пальцем. Там действительно имелся указатель «Prvt Prkng»
[3]
. Джейкоб улыбнулся. Что ж, одной проблемой меньше. Он вытащил из кожаного кошелька пятидолларовую купюру, с благодарностью передал повод рыжему и, поправив сумку с големом на плече, зашагал к «Plclnc». Страус попробовал было заупрямиться, но рыжий так дернул, что скотинка чуть не ткнулась клювом в брусчатку и резво зашевелила лапами. Перед самым входом в переулок Страус все же покосился большим печальным глазом вслед удаляющемуся хозяину, однако за тем уже захлопнулась дверь поликлиники.
В «Plclnc» Джейкоб сразу угодил в очередь, после минутного конфуза обзавелся номерком, а еще через полчаса даже ухитрился устроиться в освободившемся кресле, на диво неудобном. Ожидавшие своей очереди на прием горожане поразили Джейкоба. Дело даже не в том, что ни в одном из них не обнаружилось ни капли любопытства – вот, казалось бы, чужак с пустынным загаром и в нелепой одежде, ну как тут не разинуть рот? В Долине за каждым караванщиком бежала стайка ребятишек, да и взрослые оставляли работу и пялились, прикрыв глаза от солнца ладонью и даже помаргивая от любопытства. Здесь никто и не обернулся. Сидели, смотрели в пол, покрытый квадратами какого-то скользкого и упругого материала. Квадраты, может, и были когда-то синими и зелеными, но сейчас казались равномерно серыми. И опять же не в том беда, что лица у всех горожан были бледные и угрюмые, – нет, просто каждый из них будто прислушивался к внутреннему голосу или внутренней боли, и этот голос или боль поглотили их настолько, что где уж тут заметить мальчишку из Долины. Джейкоб, впрочем, не придал этому особого значения – просто отметил, что чем-то здешние жители отличаются от его соседей и изредка навещавших поселок кочевников.
Когда подошла очередь, он робко протиснулся в кабинет с ослепительно-белой дверью. В кабинете сидел человек в халате, не столь ослепительно-белом. На носу человека красовались здоровенные очки. Не успел мальчик и слова сказать, как сидящий за столом откашлялся и быстро спросил: