Вскочив на ноги, я бросился к двум запертым дверям тайника –
к тем, которые вели не то к склепам, не то к чему-то еще в этом роде, –
впрочем, тогда я об этом не задумывался. Я отодвинул засов на одной из дверей,
но не увидел за ней ничего, кроме низкого и узкого коридора. С моим ростом и
широкими плечами я не смог бы по нему пройти.
Обернувшись к младшим, я увидел, что они, устремив глаза к
потолку, буквально застыли от ужаса. Сквозь мощные перекрытия сверху
по-прежнему доносились душераздирающие крики.
– Дымом пахнет, – внезапно прошептала Бартола, и
лицо ее залил новый поток слез. – Ты чувствуешь этот запах, Витторио? Я не
ошибаюсь!
Я и сам явственно ощущал запах гари, но постарался придать
своему голосу как можно больше уверенности:
– Сейчас вы оба осените себя крестным знамением и
будете молиться – понятно? И доверьтесь мне. Мы выберемся отсюда.
Яростный гул сражения все не стихал, крики не смолкали, но
внезапно, совершенно неожиданно, наступила тишина – и она показалась нам не
менее жуткой, чем шум битвы.
Безмолвие было слишком полным, чтобы свидетельствовать о
победе…
Бартола и Маттео прижались ко мне с обеих сторон.
Сверху раздался какой-то грохот. С шумом распахнулись двери
в церковь, и тут же молниеносно рванули кверху и отбросили крышку люка… На фоне
огненного зарева я отчетливо увидел темную стройную фигуру с длинными волосами.
Порыв ветра задул пламя моих свечей.
Остались лишь всполохи дьявольского пламени наверху и вдали,
а нас самих безжалостно погрузили в полную тьму.
И снова я увидел четкие очертания: высокую, великолепно
сложенную фигуру женщины с роскошными длинными локонами и с талией настолько
тонкой, что я мог бы обхватить ее двумя ладонями; она стремительно и совершенно
беззвучно – словно летела – сбегала ко мне по ступенькам.
Господи, как могла оказаться здесь эта женщина?
Прежде чем я решился направить свой меч против врага,
явившегося предо мной в образе женщины, или вообще хоть что-нибудь сообразить,
ее нежные груди коснулись моей груди и я ощутил прохладу ее кожи… Она как будто
намеревалась обнять меня…
То был момент необъяснимого и до странности чувственного
замешательства – до меня донесся аромат ее волос и одежды, а когда она
взглянула на меня, белки глаз ослепительно сверкнули в темноте.
Я услышал, как вскрикнула Бартола, а за ней и Маттео.
Меня с силой швырнули на пол.
Над нашими головами ярко полыхало пламя.
Одной, столь хрупкой с виду рукой незнакомка крепко держала
обоих сопротивлявшихся и пронзительно визжавших от ужаса детей, а в другой
сжимала высоко занесенный над головой меч. Она замерла на мгновение, бросила в
мою сторону краткий взгляд и устремилась вверх по лестнице. Еще миг – и женщина
исчезла в сиянии огня.
Я обеими руками выхватил меч и ринулся в погоню – к выходу
из церкви, однако успел лишь увидеть, как она – не иначе как с помощью
невиданной адской силы – мгновенно оказалась у двери. Непостижимая ловкость! Ее
пленники вопили, визжали и непрестанно взывали ко мне:
– Витторио, Витторио!
Все верхние окна церкви, равно как и круглое окно над
распятием, были объяты пламенем.
Я не мог поверить своим глазам: совсем юная женщина похищает
моих сестру и брата!
– Остановись во имя Бога! – закричал я. –
Подлая, трусливая ночная воровка!
Я побежал вслед за нею, и, к моему величайшему удивлению,
она действительно остановилась и повернулась ко мне лицом. На этот раз я смог
увидеть ее, что называется, в полной красе. А красота ее была поистине
изумительной: правильный овал лица, нежный взгляд огромных серых глаз,
прозрачная, сияющая, словно тончайшая китайская белая эмаль, кожа, алые губы,
слишком совершенные даже для воображения художника… Длинные светло-пепельные
волосы, мягкими волнами спускавшиеся на спину, в свете пламени приобрели тот же
оттенок серого цвета, что и глаза. Ее одежда, испачканная какими-то темными –
должно быть, кровавыми – пятнами, была того же винно-красного цвета, что и
костюм дьявольского призрака, которого я видел предыдущей ночью.
Она смотрела на меня с удивительным и даже трогательным
любопытством, держа в правой руке занесенный над головой меч, но не двигалась с
места… И вдруг разжала левую руку и освободила из мощного захвата отбивавшихся,
вопящих детей.
– Дьяволица! Ведьма! Демон! – рычал я, заслоняя
детей своим телом, а потом бросился на нее, вращая мечом.
Но она увернулась, да с такой ловкостью, что я не успел и
глазом моргнуть. Я не мог поверить, что она вдруг оказалась так далеко и теперь
спокойно стоит, опустив меч и внимательно глядя на меня и рыдающих детей.
Внезапно она повернула голову. Послышался какой-то свистящий
звук, затем он повторился снова и снова. В церковных дверях – казалось, из
пламени самого ада – возникла другая облаченная во все красное фигура,
окутанная в бархат и обутая в украшенные золотым орнаментом сапоги. Едва я
замахнулся на нового врага мечом, этот человек отшвырнул меня в сторону и в
одно мгновение отсек голову Барто-лы, а затем обезглавил и рыдающего Маттео.
Я совершенно обезумел и буквально взвыл от горя. Незнакомец
обернулся в мою сторону и готов был напасть, но из уст женщины неожиданно
прозвучал твердый запрет:
– Оставь его в покое!
В нежном голосе женщины слышалась непреклонная решимость, и
этот скрывшийся под капюшоном дьявол в позолоченных сапогах отступил,
примирительно бросив ей в ответ:
– Ну полно тебе, Урсула. Где твое здравомыслие? Взгляни
на небо! Нам надо торопиться.
Она не пошевелилась и по-прежнему не сводила с меня
внимательного взгляда.
Я рыдал и выкрикивал проклятия, потрясая мечом. А потом
снова ринулся к ней и на сей раз увидел, как лезвие, сверкнув, отсекает тонкую,
хрупкую правую руку чуть пониже локтя и та падает на каменные плиты пола. Кровь
из раны забила фонтаном.
Она лишь мельком взглянула на руку и вновь перевела взгляд
на меня, а в огромных глазах застыло все то же трогательно-горькое, едва ли не
безутешное выражение.
Я снова занес свой меч.
– Strega! Ведьма! – кричал я, скрежеща зубами от
ярости, пытаясь разглядеть ее сквозь неудержимым потоком лившиеся слезы.–
Strega! Ведьма!