Император вспомнил, что в детстве, впервые услышав это слово, он решил, что родиной воздухоплавания была Монголия. Нет уж, нам ни к чему такие аллюзии, пусть тепловой воздушный шар отныне называется «уткиньер». Даже если кто-то решит, что данное название происходит от утки, ничего страшного. Кроме того, Ломоносова скоро можно будет озадачить открытием водорода, и тогда появится еще одна разновидность аэростатов – например, ломолёты.
Ладно, название – дело десятое, сами-то шары к чему еще можно применить? Кажется, Менделеев в свое время поднимался на аэростате, чтобы получше рассмотреть солнечное затмение, однако…
«Для того чтобы воздушные шары послужили науке, эта самая наука должна наличествовать в России, – сделал логичный вывод император. – А ее, почитай, пока и вовсе нет. Хотя, кажется, кто-то из сподвижников Ломоносова исследовал атмосферное электричество при помощи воздушных змеев, в результате чего был убит ударом молнии. Так что тут надо подумать; таким дашь воздушный шар – и последствия окажутся еще хуже.
Еще остается картография, но тут тоже есть нюансы. Для обжитых мест карты уже есть, а в необжитые шар не больно-то доставишь, он нежный и не очень удобный в перевозке. Аэрофотосъемка? Так это надо сначала изобрести саму фотографию, а кто этим будет заниматься? Ломоносов занят, а Кристодемус и так уже насовершал столько открытий, что, существуй сейчас Нобелевская премия, он бы не вылезал из Стокгольма, получая их одну за одной.
В общем, пока вырисовывается потребность примерно в четырех-пяти аэростатах, больше не надо. Один для армии, один для науки, включая картографию, и пара-тройка – катать любителей пощекотать себе нервы за большие деньги. Вроде Лизы, но она слетает на халяву, зато потом с лихвой отработает стоимость полета безудержной рекламой».
Вот тут Новицкого и посетила мысль. Осознав ее, он едва удержался от того, чтобы вслух назвать себя дебилом.
Почему он не строит планер или параплан? Потому что для полета нужны вполне определенные условия. Либо высокие горы соответствующей формы, где будут образовываться регулярные восходящие потоки, либо самолет, который поднимет планер или парапланеристов на необходимую высоту. А чем аэростат хуже? Сделать такой, чтобы поднял на километр двоих и планер в придачу – это совсем нетрудно. А потом летай себе на здоровье, учись пилотажу! Чтобы к тому моменту, когда появятся достаточно легкие двигатели, пригодные для установки на самолет, уже имелись пилоты с многолетним опытом.
Кстати, ждать сто или больше лет не придется. Ведь уже в середине девятнадцатого века появились движки, с которыми вполне можно было подняться в воздух! Просто никто не знал, как это сделать. А здесь первые нормальные паровики родились раньше, и, значит, их прогресс пойдет быстрее.
«Получается, можно не очень суетиться с захватом Крыма, – подумал Новицкий. – Подожду полной готовности армии, а планеры помогут скрасить ожидание. Тем более что они-то точно смогут применяться в военных целях, прецеденты уже были. Но вот только авиацию, в отличие от воздухоплавания, надо будет развивать в глубочайшей тайне. Кстати, в смысле ее развития остров Тобаго окажется очень кстати, ведь на нем растет бальса, а рядом Бразилия, где можно будет разжиться каучуком. Ибо сразу лететь с воздушного шара – это самоубийство. Сначала нужно научиться хоть как-то пилотировать планер, стартуя с резинового амортизатора. Заодно выкинем на рынок резиновые плащи и сапоги, спрос точно будет немалый. А там, глядишь, и до презервативов дело дойдет».
Потом император задумался о возможности дальнейших демонстраций великолепной управляемости русских воздушных шаров. Это будет необходимо, потому как англичане, едва построив свой первый аэростат, быстро убедятся, что между усилиями экипажа и направлением полета шара нет ни малейшей связи, и это в их глазах сильно уронит ценность прогрессивного новшества. Значит, Россия обязана тут же явить миру дальний, но полностью управляемый полет, причем англичане должны увидеть и старт – к примеру, в Москве, и финиш в заранее назначенном месте. Где-нибудь в Ярославле или даже Вологде. Для этого нужно уже сейчас озаботиться негласным поиском близнецов, причем обоих полов, дабы нашлось побольше, и подготовкой их в качестве пилотов-аэронавтов. Потому как сделать два абсолютно одинаковых с виду воздушных шара совсем нетрудно, можно даже три. В случае, если найдутся тройняшки, не помешает продемонстрировать полет с промежуточной посадкой. Кто сможет различить, что взлетел один шар, а приземлился другой, если и сами шары, и пилоты в них будут совершенно одинаковыми?
«Больше я ничего не забыл?» – попытался подвести итог император. И тут же сообразил, что есть еще одна страна, которая при правильной организации утечек информации тут же заинтересуется аэронавтикой. Это Франция. Она давно пытается соперничать с Англией в области военно-морского флота, и для нее возможность форсировать Ла-Манш, не обращая внимания на британские линкоры, будет как манна небесная. Значит, описание недавнего полета надо срочно отправить в Париж, Сергею Миниху. Да и в Петербург, Христофору Антоновичу, тоже не помешает. А описание самого шара – Нулину. Глядишь, это и поможет ему переломить ситуацию с еще одним островом, уже от французов. Мало ли, вдруг он тоже для чего-нибудь пригодится?
Фельдмаршал Миних получил пакет, в коем был описан недавно произошедший беспримерный полет, через неделю после свершения сего выдающегося события. Внимательно изучить его прямо сразу он не мог, потому как в этот день на царскую галеру ставили паровой двигатель, еще в начале мая специальным обозом доставленный из Москвы. Впихнуть на место тяжеленную и неудобную железяку удалось только поздним вечером, а бумаги Христофор Антонович прочитал ночью, к неудовольствию своей молодой жены. И задумался. Фельдмаршалу было интересно: кто все это придумал? Вряд ли его величество: до сих пор он не проявлял ни малейшего интереса ни к каким полетам. А вот Кристодемус где-то с полгода назад, крепко напившись, во всеуслышание заявлял, что мощи его гения подвластна не только земная стихия, но и небесная тоже. Кажется, на него после этого даже доносы в Синод писали. И вот что получается – месяца не прошло, как грек вернулся в Москву, и там появился летающий шар! Значит, в будущем следует повнимательней прислушиваться к пьяной болтовне целителя.
Вечером двадцать девятого мая Тихон Петрович Павшин пребывал в приподнятом настроении. Кажется, он сумел достойно выполнить полученный неделю назад приказ его величества, и ему будет что сказать на завтрашнем докладе. В том же, что правильное и быстрое исполнение подобных приказов не остается без поощрения, полковник уже успел неоднократно убедиться.
Сразу после окончания торжеств, посвященных полету воздушного шара, Павшин был вызван к императору. Где услышал, что для англичан развитие воздушного флота в России – это как нож острый, и они начнут всячески этому препятствовать. Самый же надежный способ – это убийство царя. Так вот, Павшину было поручено продумать за противника все возможные способы оного злодейства, а потом уже за себя – как тому надежно воспрепятствовать.
– Это и для тебя важно, Тихон Петрович, – напутствовал его молодой царь. – Ведь ты меня переживешь самое большее на неделю, да и то вряд ли, скорее всего тебя в тот же день удавят. Причем не обязательно тобой обиженные, хотя их тоже более чем достаточно.