Знак змеи - читать онлайн книгу. Автор: Елена Афанасьева cтр.№ 63

Он усмехнулся, сообразив, что менее уместной минуты для таких рассуждений трудно было найти. Но мыслям не прикажешь.

Человек всегда добивается того, чего он хочет. Но лишь того, чего он действительно хочет! Эту странную фразу он услышал от старого возницы четырнадцатилетним юнцом, впервые попав в Рим. Дивный город околдовал, опьянил, вовлек в свою тысячелетнюю круговерть. И заставил вспомнить услышанное только теперь, несколько десятков лет спустя.

Человек добивается лишь того, чего он действительно хочет. Значит ли это, что все в их родах хотели только богатств? Богатства множились и множились. А роды хирели и хирели. И проклятие бездетности дошло уже и до них с Марией. Обманули Лазаревы свою бездетность, перевели род на Абамелеков. А Абамелек-Лазаревым на кого переводить?

Женившись на Марии Демидовой, он думал слить два крупнейших в России состояния, вложить образованные капиталы в новые промышленные производства, привнести то, что может дать его стране подкрепленный их деньгами промышленный и технологический прогресс. А теперь он все чаще думает - зачем? Для чего? Для кого? Для кого он задумал новый великолепный дворец на Миллионной в Петербурге и теперь мучает Фомина, архитектора, и его рисовальщиков, недовольный эскизами? Для кого он еженедельно проверяет отчеты управляющих чугуноплавильными и железоделательными заводами, угольными копями, золотыми и платиновыми приисками, железными рудниками и соляным промыслом? Зачем ежемесячно видит, как пухнут нулями его счета в банках?

Дальше что? Где жажда жизни, без которой и жизнь эта никому не нужна?

Иван прав - мир изменился. Не только технические новинки потрясли его основы. Теория психоанализа, все больше и больше занимающая ныне его воображение, не столь заметна миру, как телефон или автомобиль, но грозит перевернуть основы миропорядка куда основательнее. Хотя вкладывать свое состояние он все же будет в телефоны, автомобили и прочие технологии, а психоанализ оставит для собственных частных нужд.

Читая теперь труды Юнга и Фрейда, он пытался понять, что есть желание? Почему оно наиболее сильно в момент запрета и постепенно исчезает, испаряется, растекается, сливается с воздухом жизни, когда о-су-ществ-ля-ет-ся, становится доступным или, что еще хуже, вмененным?

Как он прежде спешил по этой дороге, к волновавшему его подъезду, где ждала его нана! И что теперь? Теперь он привез сюда мальчика, чтобы его глазами увидеть женщину. Чтобы почувствовать, ощутить вскипающую в юном сознании и в юном теле бурю чувств, на которую он неспособен уже давно.

Все вошло в ритуал. В привычку. В привычку, убивающую чувство. Нынче на обеде в его палаццо были не одна, а сразу несколько дам, способных кружить голову и вызывать самые разные чувства, от возвышенных до вполне земных. И что же? Ничего. Ничего, кроме скуки. Графиня? Навязчива. Итальянская министерша - глупа. Хохлатка, подгребающая под себя каждую лиру, заработанную или украденную мужем, чтобы немедленно спрятать в чулок или, по-современному, снести в банк. Можно представить себе эту матрону в банке... Хотя почему нет. Постой, постой. Не ее ли спина и показавшийся неуловимо знакомым поворот шеи на снимке, что Иван делал во время их первого визита в банк, - дама, получающая или отдающая лиры через кассовое окошко. И рядом та рука со змеей на пальце. Не хватало еще ему, образованному человеку, клюнуть на приманку семейных сказок о персидских бусурманах, по всему свету преследующих лазаревский камень.

Несколько дней назад Иван сбежал из дома римской жрицы любви. То ли испугался вдруг свалившейся на него доступности недоступных прежде желаний, то ли не дорос еще до такого рода утех. Хотя по виду мальчик уже превратился в юношу. И ежели развитие ныне проистекает не медленнее, чем в его времена, то юношу этого давно должны терзать желания, которые во времена его собственной юности не брался объяснить никто, а теперь берется объяснить и оправдать психологическая наука.

Теперь нана сообщила, что мальчик у нее. Значит ли это, что юные желания победили незрелый разум? Или права графиня: вид алмаза смутил рассудок его крестника? Не лазаревский же бриллиант решил поднести Иван к ногам не дешевой, но все-таки шлюхи?

* * *

Дверь в квартиру любовницы на третьем этаже приоткрыта.

«Ждут», - думает князь Семен Семенович и входит. Странный вид передних комнат с перевернутыми креслами, разодранным кружевом чехлов, разбитыми горшками пальм, которые так любит его нана, кажется Абамелеку странным.

«Так бурно взыграла молодая страсть?!»

Но, продвигаясь все дальше и дальше в глубь квартиры, с каждым шагом князь убеждается, что страсть здесь ни при чем.

Чем ближе к спальне, некогда подарившей ему столько приятных часов, тем разгром заметнее. И коснувшись рукой двери, ведущей в чертог любви, Абамелек всем своим существом ощущает, что сейчас увидит там нечто ужасное. Только не может предположить, насколько ужасное.

На пышной кружевной кровати лежит его нана. Из перерезанного горла тонкой струйкой еще течет кровь.

Не узнать сидевшего на переднем сидении «Ягуара» Прингельмана было невозможно.

Труднее было понять, зачем это он оторвал свой сухой задок от антикварного арабского кресла, сориентированного на песчаные барханы, отчего столь резко прервал свои упоительные наблюдения за пустынными сернами-махами и рванул следом за нами? Спасти? Утопить? Хотя утопить нас в этой пустыне было бы проблематично, проще зарыть.

- Ну что, испугались?! Неужели я такой страшный, что от меня надо бежать пешком через пустыню?

- Мы не пешком, то есть не только пешком.

- Да, уж! Наслышан. Бедного верблюда всем миром искали, еле успокоили несчастное животное. Верблюд головой тряс и на всех плевался.

- А охранник-индус тоже плевался?

- Охранник? Про охранника не знаю. Выгонят, конечно, беднягу с работы - джип вы украли.

- Ничего мы не украли. Временно арендовали. И, попользовавшись, оставили. В чуть перевернутом состоянии.

- Чуть - это как?

- Чуть - это на боку. Лежит себе джипик в песочке на бочку. Может, даже и не очень помятом бочку.

- Да-а, красотки! Я за вас вовек не расплачусь.

- Расплатитесь. Опыт есть, с налогами же расплатились, - съязвила Женька.

- Ага. И можете спать спокойно! - поддакнула я. Прингель захихикал.

- Нет, и все же! Неужели я такой страшный?

- Не страшный, а противноватый, - честно призналась я. Приукрашивать мужские достоинства я никогда не умела, да и не хотела. Противноватый, он и есть противноватый, и нечего мнить себя Джонни Деппом.