— Когда бабушка со слугами выезжала из России, дед постарался, чтобы они взяли все необходимое. Был заказан специальный поезд, который вез все имущество в Маньчжурию. Там были верные друзья, и в Китае тоже, они позаботились обо всем. Поэтому паша семья оказалась в лучшем положении, чем другие семьи белых русских, ты ведь, наверное, читала, как они голодали в Китае. А наши вывезли даже фамильные драгоценности. Потеряли лишь имение.
— Им повезло.
— Бедный дорогой Питер мог вообще не играть на сцене, ты же понимаешь.
— Нет. Я не знала.
— Он был богат и до этого. Питер изумительно молодо выглядит, верно?
— Да, очень. — Меня начинал тяготить этот разговор, в нем чувствовалось напряжение.
— А ты знаешь, сколько ему лет, Саманта?
Я нахмурила брови, припоминая.
— Ему пятьдесят пять. Верно?
— А выглядит самое большее на тридцать пять. Ему было тридцать семь, когда я родилась.
— Да, я знаю.
— Мать была моложе. Ей тогда было тридцать.
— Ты так же обожала свою мать, как отца, Шерил?
Мы подошли к двери, Шерил взялась за ручку, чтобы открыть, но остановилась:
— Это нечестно, Саманта.
Мне показалось, что в ее голосе прозвучала обида.
— Прости меня.
— Моя мать ревновала всех к Питеру. Женщины до сих пор влюблялись бы в него, если бы были допущены в дом. Ручаюсь, что ты уже тоже начинаешь в него влюбляться, — добавила она насмешливо, все еще держась за ручку двери.
Я покачала головой:
— Я уже говорила тебе об этом, Шерил. Я не лгу. Я приехала сюда работать — и больше ни за чем.
— Да, говорила. Но вопрос в том, сможешь ли ты предотвратить влюбленность и устоять против этого чувства? Немногие устояли.
— Смогу, — сказала я с некоторым раздражением. — Твой отец действительно очарователен, но ведь я ненамного старше тебя. Мне только двадцать один. Я не собираюсь влюбляться в мужчину, который старше меня на тридцать четыре года. И точно так же уверена, что твой отец не испытывает ко мне другого интереса, кроме интереса к человеку, который взялся описать его жизнь. И почему он должен? После всех красивых женщин, которых он любил, зачем ему тревожить свой мир и покой, обретенный подле тебя? Ведь любому ясно, что ты стала всей его жизнью, Шерил. Никакой женщине здесь нет места. Поправь меня, если я ошибаюсь, но мне показалось, что Питер Кастеллано живет только для тебя, своей дочери, и своего дома. Больше никто и ничто не имеет для него значения.
Ее большие глаза наполнились слезами, она быстро отвернулась.
— Вот комната-башня. Посмотрим? Он всегда беспокоится, когда я долго отсутствую.
— Нет, подожди! — Я взяла ее за руку. — Я хочу быть твоим другом, Шерил. Но как можно дружить, если каждый раз ты смотришь на меня и думаешь, что я могу увести твоего отца от тебя? Ты или поверишь мне, или нет. Если нет, можешь отвезти меня в аэропорт, прямо сейчас!
— Ему это не понравится, — задумчиво произнесла Шерил. — Ты меня расстраивать, Саманта...
— В данный момент для меня более важны твои чувства и то, чего хочешь ты, все равно, поправится ли это Питеру Кастеллано, — сказала я решительно. — Ну так как?
— Я верю тебе, Саманта, — наконец отозвалась она, — и ты мне нравишься. Я хочу, чтобы ты осталась!
— Тогда не будем больше говорить об этом.
— Хорошо. — И Шерил внезапно разразилась рыданиями.
Я не ожидала от себя самой, что мне станет ее жаль. Утешая, я дала ей платок вытереть слезы.
— Если Питер увидит меня с красными глазами, он будет спрашивать, что случилось. — Она привела себя в порядок с помощью моего платка, напоследок высморкавшись в него.
— Зайдем на обратном пути в мою комнату и увидим, как можно исправить положение с помощью косметики.
— Нет, там будет Марица!
— Ну и что? Я отошлю ее. Я не хотела довести тебя до слез, поверь. Просто надо было выяснить паши отношения до конца.
— Да, я знаю. Только... иногда я говорю такие вещи... о чем впоследствии сожалею. Наверно, к этому меня побуждает дьявольский дух Саши.
— Чепуха! Мы все говорим такое, о чем потом сожалеем.
— Когда я думаю, что кто-то может увести от меня Питера, я говорю ужасные вещи. Ничего не могу с собой поделать. — Глаза ее были широко раскрыты и испуганы. — Саманта... скажи, это противоестественно, что я ревную Питера? Это не... Я вижу по твоим глазам. Ты...
— Нет! — резко ответила я. — Ничего такого ты не можешь в них увидеть. — Потом заговорила мягче: — Мне кажется, я понимаю, что ты чувствуешь. Я тоже очень любила отца, гордилась им. Так же, как ты Питером. Моя мать умерла, и, наверно, я смотрела на каждую женщину, с которой видела папу, так же, как ты смотришь на меня. Но это не противоестественно. Мне тоже было восемнадцать. Я не хотела, чтобы мой отец снова женился. Я видела в каждой женщине, которая ему улыбалась, врага, считая, что она хочет занять место моей матери. Я была напугана. Эгоистична. Не уверена в себе. Я смотрела на них и говорила себе, что ни одна из них его не достойна. Он был прекрасным человеком и очень красивым.
— Как Питер?
— По-другому. — Мой отец был сильнее и мужественнее, подумала я про себя. — Я боялась, что кто-то другой может заменить меня в его сердце, забрать его любовь ко мне, а меня... выбросить вон. Я чувствовала, что пропаду без него. Но я была не права.
— И поэтому ты стала писательницей? Сделала собственную карьеру, Саманта? — Глаза ее были как у доверчивого ребенка.
— Это пришло позже. Но я напрасно беспокоилась. Он и не собирался снова жениться.
— Но ты теперь известная журналистка и писательница. Ты приехала сюда и можешь остаться здесь на долгие месяцы. Как ты могла его покинуть? Я бы не смогла уехать от Питера. Он станет таким одиноким и потерянным... без меня.
— Мой отец умер, Шерил. — Я вспомнила о своем горе. — Он все еще продолжал любить мою мать. И... убил себя. После этого я стала журналисткой.
— О, Саманта!.. — Ее глаза были полны сочувствия и печали.
Я смогла улыбнуться.
— Это случилось три года назад, Шерил. — Я перевела дыхание и сделала глубокий вдох. — Твой отец, наверно, потерял нас, Шерил. Открывай скорее дверь, посмотрим на комнату-башню.
— Сейчас. — Она вдруг с нежностью положила руку мне на плечо. — Я никогда еще ни с кем так не разговаривала, никогда, — сказала она тихо, — мы действительно теперь друзья. Мы друзья? Скажи, иначе я не смогу больше быть так откровенна с тобой. — И совсем тихо добавила: — Бабушке ты поправилась бы, Саманта.
Шерил открыла наконец дверь, и я вошла в комнату. Она оказалась меньшего размера, чем я ожидала. Небольшая, разумеется, по стандартам Кастеллано. Шерил была права насчет освещения. Потолок представлял собой стеклянный купол. Окна выходили на восток и занимали большую часть одной стены, у другой стены выстроились ряды полок с книгами, у третьей находился камин. Нигде не было ни пылинки. Слуги Кастеллано знали свое дело.