– Зачем? – недоверчиво бросил Юрий, сердито
оглядев сначала седовласого мужчину, а потом его дружелюбно настроенного
приятеля, который почему-то прыснул со смеху, будто мальчик сказал что-то
чрезвычайно остроумное.
– Для паспорта, – пояснил англичанин
по-итальянски. – Те, что у тебя есть, не вполне годятся.
– Но это же не паспортная контора, – презрительно
возразил Юрий.
– Мы делаем паспорта сами, – ответил спутник Юрия. –
Нам больше так нравится. Какое имя ты предпочел бы носить? Или тебе все равно и
ты полагаешься в этом вопросе на меня? Я хотел бы предложить тебе
сотрудничество. Имея на руках паспорт, ты сможешь отправиться со мной в
Амстердам и посмотреть, придется тебе по душе это дело или нет.
– Нет, – вновь засопротивлялся Юрий, вспомнив о
том, как Эндрю упорствовал в своем нежелании вызывать врача– Никакой полиции.
Никаких приютов для сирот. Никаких монастырей. Никаких властей. Нет!
Он перечислил еще несколько известных ему названий на
итальянском, румынском и русском, суть которых для него сводилась к одному:
«Никаких тюрем!»
– Нет, нет, это совсем не то, что ты думаешь, –
терпеливо выслушав его, произнес мужчина. – Я предлагаю поехать со мной в
наш дом в Амстердаме. Там ты будешь иметь возможность ходить куда захочешь. Наш
дом вполне безопасное место. И у тебя там будет собственная комната.
Безопасное место. Собственная комната.
– Но кто вы? – осведомился Юрий.
– Наша организация называется Таламаска, – ответил
мужчина– Мы ученые. Мы собираем сведения о разных таинственных вещах. И несем
ответственность за то, чему были сами свидетелями. Вот чем мы занимаемся. Я все
объясню тебе в самолете.
– Умеете читать чужие мысли? – предположил Юрий.
– Да, – сказал мужчина– Среди нас есть изгои, есть
люди замкнутые, пережившие много несчастий, а также те, у кого нет ни единой
родной души на всем белом свете. Люди, которые иногда бывают лучше других.
Намного лучше. Например, вроде тебя. Меня зовут Эрон Лайтнер. Я хочу, чтобы ты
поехал со мной.
Прибыв в амстердамскую Обитель, Юрий вскоре убедился, что
сможет убежать из нее, когда пожелает. Он проверил и перепроверил множество
дверей – все они оказались незапертыми. Комната, которую выделили Юрию,
пришлась ему по вкусу. Небольшая, но безупречно чистая, она выходила окном на
вымощенную булыжником набережную канала Правда, поначалу он тосковал по ярким
краскам Иташи. Как выяснилось, Амстердам оказался более северным городом, а
поэтому более блеклым по сравнению с Римом. Пожалуй, он больше походил на
Париж. Как бы то ни было, Юрию город очень понравился. В Обители хватаю тепла и
уюта В ней были жаркие камины, мягкие кушетки и кресла, чтобы можно было слегка
вздремнуть, а также упругие кровати и много хорошей и вкусной еды. Улицы
Амстердама тоже пришлись ему по душе, потому что большинство домов, построенных
в семнадцатом веке, располагались прямо напротив друг друга, образуя длинные
линии прочных и красивых фасадов. Ему нравились высокие фронтоны домов,
нравились вязы, нравился даже запах чистого белья, которое ему приносили в
комнату. Постепенно он полюбил даже холод.
В Обители все время сновали туда-сюда люди с
доброжелательными лицами. Ежедневно заседали какие-то старшины, но кто они были
такие, Юрий не знал…
– Юрий, хочешь покататься на велосипеде? – однажды
спросил его Эрон.
Юрий согласился. Вскоре, переняв навыки от других
велосипедистов, как старых, так и молодых, он как ошалелый носился по улицам
Амстердама.
Но сколько Эрон ни побуждал. Юрия рассказать о себе, мальчик
наотрез отказывался это делать. Правда, однажды, когда Лайтнер проявил особую
настойчивость, Юрий поведал ему историю о магарадже.
– Нет. Расскажи мне то, что случилось с тобой на самом
деле, – не унимался Эрон.
– А почему я должен вам что-то рассказывать? –
упрямился Юрий. – Я даже не знаю, зачем с вами сюда приехал.
Минул уже год с тех пор, как он решил никому не говорить о
себе правды. Даже Эндрю не был исключением. Так почему он должен выворачивать
свою душу перед Эроном Лайтнером? Тем не менее это случилось, причем совершенно
неожиданно для него самого. По-прежнему не допуская и мысли о том, что ему
нужно кому-то исповедаться, довериться или что-то объяснить, он вдруг
разоткровенничался и выложил все о своей матери, о цыганах, обо всем, что с ним
произошло за последние годы. Он говорил и говорил. Прошла ночь и наступило
утро, а он все рассказывал… Эрон Лайтнер сидел за столом напротив и внимательно
его слушал.
Когда Юрий закончил, у него словно открылись глаза. Он будто
ближе узнал Эрона Лайтнера, а Эрон Лайтнер – его. По обоюдному согласию они
решили, что Юрий останется в Таламаске, по крайней мере на какое-то время.
В течение шести лет Юрий посещал школу в Амстердаме.
Он жил в Обители, тратя большую часть времени на учебу.
После занятий в школе и по выходным работал для Эрона Лайтнера, вводя данные в
компьютер, разыскивая в библиотеках малоизвестные материалы или выполняя
некоторые мелкие поручения: доставлял, например, на почту или забирал оттуда
какую-нибудь корреспонденцию.
У Юрия возникло впечатление, что старшины были среди тех,
кто постоянно его окружал. Они могли иметь различные ранги в организации и
находиться среди рядовых его членов, тем не менее никто не знал их в лицо.
Когда кто-то становился старшиной, об этом никто, кроме него, не знал. Было
запрещено задавать вопросы типа: «Ты являешься старшиной?» или: «Не знаешь,
Эрон – старшина или нет?» Было запрещено пытаться прочитать подобную информацию
в чужих мыслях.
Но сами старшины знали друг друга. С помощью имевшихся в Обители
компьютеров и факсов старшины могли связаться со всеми членами организации, в
том числе и неофициальными, каковым был Юрий, равно как и наоборот: все
остальные при желании всегда могли поговорить с ними по собственной инициативе
через сеть. Даже глубокой ночью Юрий мог включить компьютер и послать длинное
сообщение старшинам, а утром получить напечатанный на принтере ответ.
Это означало, что старшин было много и кто-нибудь из них
обязательно «сидел на звонках». Во время связи старшины никогда не проявляли
себя индивидуально и даже не пользовались своим настоящим голосом. Кроме того,
они были очень добры, внимательны и знали все обо всем и обо всех, причем
подчас даже то, чего не знал о себе сам Юрий или, по крайней мере, в чем далеко
не был уверен.
Эта безмолвная связь со старшинами приводила Юрия в восторг.
Он расспрашивал их о самых разных вещах, и не было ни единого случая, чтобы ему
не пришел ответ.