– Я люблю тебя, милый. – До чего же приятно было
произнести эти слова на манер Ингрид Бергман с таким глубоким чувством, которое
придавало им особенный смысл. – Я очень тебя люблю.
– Гиффорд…
На другом конце линии повисло молчание. Семейный адвокат
задумался. Зачем ему, голубоглазому мужчине средних лет, у которого волосы уже
подернуты сединой и которому так же, как и его жене, небезразлично
благосостояние семьи, верить в какие-то привидения? Призраки не требуют
наследства, не подают на вас в суд, не пугают налоговым управлением и не
упрекают за то, что вы позволили себе в обеденный перерыв пропустить
порцию-другую мартини.
– Что, милый? – тихо переспросила она.
– Если ты веришь в это, – осторожно начал
Райен, – если ты действительно веришь в то, что ты мне сейчас сказала,
если это привидение, как ты говоришь, покинуло дом, почему ты не пошла туда,
Гиффорд? Почему ты не была с нами сегодня?
– Эта тварь похитила Роуан, – сердито прорычала в
трубку Гиффорд– Если ты надеешься, что все закончилось, то ты глубоко
ошибаешься, Райен!
Вскипев от негодования, она резко выпрямилась. Все ее доброе
отношение к мужу испарилось в мгновение ока Подчас он становился столь редким
занудой, что она не могла его выносить. Ей начинало казаться, что именно этот
мужчина разрушил всю ее жизнь. И это было такой же правдой, как то, что она его
любила. Такой же правдой, как появление призрака в особняке на Первой улице.
– Райен, неужели ты не ощущаешь ничего странного в этом
доме?! – едва сдерживаясь, чтобы не закричать, продолжала она. – Не
может быть, чтобы ты ничего не чувствовал! Еще ничего не закончилось. Все
только начинается! И мы обязаны во что бы то ни стало найти Роуан!
– Я приеду за тобой утром, – рявкнул в трубку
Райен.
Было ясно, что он не на шутку рассердился. Обрушившийся на
него гнев жены отозвался в нем ответным взрывом ярости. Но сдаваться Райен не
собирался.
– Я хочу приехать и забрать тебя домой.
– Ладно, – наконец согласилась она– Приезжай. Я
тоже этого хочу.
Неожиданно для самой себя она услышала в своем голосе
жалобные нотки, означавшие лишь одно: ее очередное поражение.
Хорошо, что она, по крайней мере, отважилась высказать хотя
бы небольшую часть собственных соображений о похитившем Роуан субъекте. Да, она
сделала то, что хотела, и теперь очередь была за мужем. Пусть он с ней спорит,
пусть распекает ее на все лады, пусть даже выйдет победителем в этой схватке.
Все это будет не сегодня, а позже. Возможно, даже завтра.
– Гиффорд, Гиффорд, Гиффорд… – ласково пропел он в
трубку. – Я приеду. Буду на месте, прежде чем ты успеешь проснуться.
Неожиданно ее охватила невероятная слабость, некое странное
оцепенение. Ей даже показалось, что она не сможет пошевелиться, пока он не
явится за ней. Пока она не увидит, что он вошел в дверь ее домика.
– А теперь, умоляю тебя, запри хорошенько дом, –
продолжал Райен, – и ложись. Держу пари, что ты притулилась на кушетке и
что все двери в доме стоят нараспашку…
– Это Дестин, Райен.
– Запрись. И положи пистолет возле кровати. Чтобы он
был под рукой. И прошу тебя, пожалуйста, включи сигнализацию.
– Пистолет! О господи! Да неужели я смогу им
воспользоваться в твое отсутствие!
– Именно в мое отсутствие он может тебе пригодиться.
Гиффорд вспомнила Мону и невольно улыбнулась.
Прежде чем закончить разговор, они, свято храня однажды
заведенную ими традицию, обменялись поцелуями.
Впервые Гиффорд поцеловала Райена, когда ей было пятнадцать.
Тогда они были влюблены друг в друга. Помнится, сразу после рождения Моны
Алисия ей сказала.
– Счастливая… Ты любишь своего Мэйфейра. Я же вышла
замуж только вот из-за этого!
Сколько раз Гиффорд задумывалась о том, чтобы забрать к себе
Мону. Возможно, со стороны Алисии она не встретила бы никаких препятствий. Ее
сестра была законченной пьяницей. Странно, что Мона вообще появилась на свет,
да к тому же родилась такой крепкой и здоровой. Но на самом деле у Гиффорд и в
мыслях не было отобрать у Алисии ребенка. Она прекрасно помнила, к чему привело
доброе намерение Элли Мэйфейр – честно говоря, Гиффорд лично ее никогда не
знала, – которая взяла на воспитание и увезла в Калифорнию Роуан, дочь
Дейрдре, чтобы спасти девочку от семейного проклятия. За этот поступок Элли
возненавидели все. Это случилось в тот ужасный год, когда умер дядюшка
Кортланд. Он упал с лестницы в доме на Первой улице. Как тяжело переживал его
смерть Райен…
Гиффорд тогда уже исполнилось пятнадцать, и они с Райеном
были безумно влюблены друг в друга Нет, какими бы благими ни были намерения, ни
в коем случае нельзя отбирать ребенка у матери. Яркое доказательство тому –
судьба Дейрдре, которая, лишившись дочери, сошла с ума, и безвременный уход из
жизни дядюшки Кортланда, пытавшегося этому помешать.
Безусловно, Гиффорд сумела бы лучше позаботиться о Моне, чем
родная мать. А если быть до конца откровенной, то заботиться о малышке хуже,
чем делали это Патрик с Алисией, было попросту невозможно. Но следует отдать
Гиффорд должное: она всегда относилась к Моне как к своему родному ребенку.
Огонь в камине погас, и в комнате стало как-то неуютно и
даже холодно. Неплохо было бы снова его разжечь. Во всяком случае, спать ей еще
совсем не хотелось. Хорошо, если удастся забыться сном хотя бы часам к двум
ночи. Тогда к приезду Райена она будет свежа и бодра. Ничего удивительного:
когда тебе сорок шесть, нужда в продолжительном сне, как правило, отпадает.
Вполне довольствуешься малым.
Опустившись на колени перед широким каменным камином,
Гиффорд взяла из аккуратной стопки лежащих рядом дров небольшое дубовое полено
и бросила в чуть теплящиеся угли. За ним туда же отправились комок газеты и
несколько щепок. Огонь вспыхнул с новой силой. Его языки весело заплясали на
покрытых копотью кирпичах. Руки и лицо Гиффорд начал обволакивать жар, так что
ей вскоре пришлось отпрянуть назад. С огнем у нее было связано что-то неприятное,
скорее даже ужасное – очевидно, какое-то воспоминание о происшествии в семье,
которое она старательно стерла из своей памяти.
Она стояла в комнате, устремив взор на белый пляж. Шума волн
совсем не было слышно. Бриз накрыл все тяжелым покрывалом тишины. Звезды
светили так ярко, как будто это был последний день мироздания. Легкий морской
ветер своей прозрачной чистотой наполнил душу Гиффорд необъяснимым восторгом,
так что она была не в силах сдержать слезы.