К десяти часам толпа уменьшилась до двухсот человек. Роуан
сбросила белые атласные туфли на высоких каблуках и устроилась в кресле с
подголовником возле камина, подобрав под себя ноги и подвернув повыше длинные
рукава платья. Она курила и слушала Пирса, который рассказывал о своей
последней поездке в Европу. Она даже не могла припомнить, куда подевалась ее
фата. Скорее всего, фату унесла Беа, когда вместе с Лили отправилась «готовить
свадебные покои». Интересно, что бы это значило? Ноги гудели сильнее, чем после
восьмичасовой операции. Очень хотелось перекусить, но на столах остались только
десерты. От сигареты начало мутить, и Роуан затушила ее.
Майкл и старый седовласый священник их прихода оживленно о
чем-то совещались в другом конце зала. Оркестр перешел от Штрауса к более
современным, всеми любимым душещипательным мелодиям вроде «Голубой луны» или
«Теннесси-вальса». Кое-кто из гостей даже напевал под музыку. Свадебный торт
съели до последней крошки, за исключением, конечно, кусочка, который по
сентиментальному обычаю следовало сохранить на память.
В дверь хлынули многочисленные представители нью-йоркского
семейства Грейди, родственники по линии Кортланда, наполнив дом громогласными
извинениями из-за задержки в пути. Все кинулись к ним здороваться. Роуан,
принимая от новых гостей поцелуи, извинялась за свой неприглядный вид. А в
дальней столовой большая компания, собравшаяся там, чтобы сфотографироваться,
затянула песню «Моя дикая ирландская роза».
В одиннадцать Эрон подошел к Роуан с прощальным поцелуем: он
должен был отвезти тетушку Вивиан домой. Пожелав новобрачным счастливого пути в
Дестин, он добавил, что в случае необходимости его можно найти в отеле.
Майкл проводил Эрона и тетю Вив до дверей. Старые приятели
тоже наконец ушли, чтобы продолжить веселье в баре на Ирландском канале, но
предварительно взяли с Майкла обещание, что он обязательно пообедает вместе с
ними через пару недель. А лестница была по-прежнему забита оживленно болтающими
парочками. В кухне официанты «соображали что-то на скорую руку» для опоздавших
к столу Грейди.
Наконец с места поднялся Райен, потребовал тишины и объявил,
что праздник закончен. Все должны найти свои туфли, плащи, сумочки, прочие
пожитки, уйти и оставить молодых вдвоем. Он подхватил с подноса, который как
раз проносил мимо официант, новый бокал шампанского и провозгласил:
– За молодых! За их первую ночь в этом доме.
Снова раздались аплодисменты, послышались радостные выкрики.
Все кинулись к подносам, и тост повторился стократно, когда бокалы со звоном
сомкнулись.
– Да благословит Бог все в этом доме! – объявил
священник, который как раз собрался уходить. И десятки голосов вторили ему.
– За Дарси Монеханаи Кэтрин, – воскликнул кто-то.
– За Джулиена и Мэри-Бет!.. За Стеллу!..
Прощание, как издавна повелось в этой семье, заняло больше
получаса: поцелуи, обещания собраться, новые разговоры, затевавшиеся на полпути
от туалетной комнаты до входной двери, на крыльце, на дорожке, ведущей к
воротам.
Тем временем нанятая прислуга разбрелась по комнатам, чтобы
собрать последние стаканы и салфетки, поправить диванные подушки, проверить,
все ли свечи погашены, расставить по местам букеты цветов, которые до этого
украшали банкетные столы, и вытереть оставшиеся кое-где винные лужицы.
Наконец все было сделано. Последним уходил Райен, ибо ему
было вменено в обязанность расплатиться с прислугой и убедиться, что все в
идеальном порядке. Дом был почти пуст.
– Доброй ночи, мои дорогие, – сказал он, и высокая
входная дверь медленно закрылась.
С минуту Роуан и Майкл смотрели друг на друга, и вдруг
дружно расхохотались. Майкл подхватил ее на руки и покружил, а затем осторожно
поставил обратно на пол. Роуан всем телом прильнула к мужу и прижалась головой
к его груди – любимая поза, уже вошедшая у нее в привычку. Она даже ослабела от
смеха.
– Мы сделали это, Роуан! – сказал он. –
Именно так, как следовало. Мы сделали это! А теперь все, слава богу, позади.
Она продолжала беззвучно хохотать, охваченная восхитительной
усталостью и в то же время приятным волнением. И тут начали бить часы.
– Послушай, Майкл, – прошептала она, – уже
полночь.
Он щелкнул выключателем, свет погас, и новобрачные, взявшись
за руки, торопливо поднялись по темной лестнице.
Коридор на втором этаже утопал во мраке – светился лишь
проем одной из распахнутых дверей. Эта дверь вела в их спальню. Они молча
подошли к порогу.
– Ты только посмотри, Роуан, что они сделали! –
воскликнул Майкл.
Беа и Лили потрудились на славу.
На каминной полке между двумя серебряными канделябрами стоял
огромный букет благоухающих роз.
На туалетном столике, на серебряном подносе, их поджидало
шампанское в ведерке со льдом и два бокала.
Кровать тоже была приготовлена: кружевное покрывало
откинуто, подушки взбиты, а мягкий белый балдахин отведен назад и привязан к
массивным столбикам у изголовья.
На одной стороне кровати были красиво сложены нарядная
ночная рубашка и белый шелковый пеньюар, а на другой – пижамная пара из белого
хлопка. Девственную чистоту подушек подчеркивала роза, перевязанная ленточкой,
а на маленьком столике справа от изголовья стояла свеча.
– Как мило, что они обо всем позаботились, –
прошептала Роуан.
– Вот и настала наша свадебная ночь, – откликнулся
Майкл. – Только что пробило двенадцать. Наступил час ведьмовства, дорогая,
и он принадлежит лишь нам двоим.
Они снова переглянулись и тихо рассмеялись, заражая весельем
друг друга, не в силах остановиться. Оба сознавали, что безумно устали и сил
хватит лишь на то, чтобы упасть на кровать и забраться под одеяло.
– Что ж, прежде чем рухнуть в постель, давай хотя бы
выпьем шампанского, – предложила Роуан.
Майкл кивнул, отшвырнул в сторону визитку и принялся
развязывать галстук.
– Вот что я тебе скажу, Роуан, нужно действительно
очень любить кого-то, чтобы вырядиться в такой костюм!
– Ладно тебе, Майкл, здесь все так делают. Ну-ка,
расстегни мне молнию, пожалуйста.
Она повернулась к нему спиной. Твердая скорлупка корсета
разошлась в стороны, и платье свободно упало к ногам. Роуан сняла изумруд и
небрежно положила его на край каминной полки.