Окруженец. Затерянный в 1941-м - читать онлайн книгу. Автор: Вадим Мельнюшкин cтр.№ 38

Отдельной землянки под лазарет сначала не было, в связи с отсутствием как больных, так и собственно тех кто лечит. Санитара я конечно назначил "доктором", хотя это и профанация. Первым же нашим больным оказался Вальтер, вот для него и построили, как я его назвал про себя, тюремно-больничный блок. Охрана больнички легла на плечи часового, сторожившего наш арсенал, типа чтобы не распылять ресурсы. Теперь лазарет пополнился ещё двумя жителями. Рядом с землянкой наш "доктор" как раз стирал бинты, трудности у нас с перевязочным материалом.

— Павленко, как раненые?

— Немец ничего, — санитар понизил голос и продолжил, — а наши плохо. У сержанта жар, я раны как мог почистил, но тут хирург нужен. Станчук же совсем плохой — из шести картечин я только четыре удалил, две в брюшной полости мне не достать. Боюсь, что не выживет.

— Хреново. Ладно, пойду проведаю.

В землянке уже успел настояться неприятный больничный дух. На мой взгляд больничный дух бывает двух видов — обычный, когда пахнет какими-то лекарствами, карболкой и хлоркой, и плохой, когда к этим запахам примешивается запах страданий и смерти. Вот сейчас здесь стоял именно второй. В таком даже не сильно больным людям не стоит долго находиться, ущемляет он желание выздороветь, это я прямо шкурой чувствую.

— Привет выздоравливающим. Извините, без гостинцев. Рассказывайте как дела.

Внутри было темновато, несмотря на открытую дверь. Станчук лежал в глубине, сержант же с немцем устроились недалеко от входа. Байстрюк лежал на нарах, а Вальтер сидел у него в ногах.

— О чём секретничаете, никак господин Мельер агитирует за вступление в НСДАП?

— Никак нет, товарищ боевой секретарь, — вид у Жорки был так себе — бледный с мокрым от пота лицом, он лежал на боку, морщился, но продолжал шутить. — Вальтер меня немецкому обучает. Выполняет, так сказать, комсомольское поручение.

— И как успехи?

— Скажем так — есть, и главное, будут.

— Хорошо, продолжайте, я пока с Борисом поговорю.

Тот самый неприятный дух шёл как раз из глубины землянки. Ранения в живот вообще пахнут отвратительно, и никакие запахи лекарств и антисептиков перебить это не могут. С учётом того, что Станчук лежит здесь менее суток, миазмы ещё не набрали своей тошнотворной плотности, но процесс интерполяции давал неутешительные прогнозы.

— Ну, ты как, Боря? — присев на край нар, я взял мокрую тряпку, что лежала рядом и обтёр пот с его лица. — Гляжу не стонешь, проявлять сочувствия не требуешь, то есть держишься молодцом.

— Не надо, товарищ командир, я же понимаю всё — с такими ранами меня и на Большой Земле хрен выходили бы. Гаврилов, бля, дурак и сволочь. Если бы не этот осёл…

— Боря, сожалеть о том, что случилось контрпродуктивно. Придётся принять как данность.

— Да понимаю я, но обидно ведь. До смерти. А до неё уже недолго осталось. Вот только успокаивать меня не надо и рассказывать как я поправлюсь тоже — кишки мне порвало, а "доктор" наш назначенный по комсомольскому призыву, тут совершенно, как вы говорите, некопенгаген. Поэтому дайте мне слово, что письмо моё попадёт к родителям, пусть они знают, что их сын погиб не в немецком лагере, а сражаясь с фашистами. Только не говорите, что смерть моя была нелепа, и совершить я ничего не успел. И Катька, сестра младшая, пусть гордится…

На глазах у бойца выступили слёзы. Тяжело умирать когда тебе нет и двадцати лет, когда тебя выдёргивают из лап смерти, дают надежду, но старуха опять находит тебя. Дрожащей рукой парень протянул мне свёрнутый треугольником лист бумаги с адресом.

— Хорошо Боря, уйдёт на Большую Землю с первой же надёжной оказией, только ты заранее не сдавайся. Что от меня потребуется, чтобы письмо дошло, сделаю, но шанс, что вернёшься сам есть всегда. Знаешь такое изречение: пока живу — надеюсь? Вот и ты надейся, не раскисай. Может тебе помочь чем, переложить поудобнее, принести чего?

— Не надо, командир, Пашка всё сделает.

— Ну, не прощаюсь…

— Спасибо.

Надо срочно отойти в сторону, потому как слёзы на глазах командира не вселяют оптимизм в подчинённых.

— Вальтер, иди на улице посиди, мне надо с сержантом поговорить.

Немец вскочил, отдал честь и выметнулся.

— Как он?

— Да вроде нормально, а что такое?

— Не собирается нас покинуть?

— Да не заметил ничего такого, вообще это Ермолова работа.

— Это работа всех, а Ермолов за неё ответственность несёт. Ладно, мил человек, расскажи как ты нам чуть операцию не сорвал.

— Вот, не виноватая я. Сижу себе значит на мотике, похмельного изображаю, а тут немец из-за угла, и чего-то меня спрашивает. Ну я морду пожалостнее скроил и в сторону его ручкой эдак, типа не до тебя сейчас. А этот хрен с горы ко мне, и ещё чего-то балакает. Ну чего делать? Я головой мотнул, ну вроде как соглашаюсь, сую руку в люльку, достаю "шмайссер" и практически в упор его короткой. Тут же длинную по немцам с "максимом", ну или как он у них называется.

— Эмгэ ноль восемь.

— Ну да. Потом соскакиваю, пока по мне часовой у въезда шмалять не начал, хватаю мешок с гранатами и к казарме бегом. Часовой шмальнул, да не попал, а вот пулемётчики с вышек достали. Кто-то из них мне ногу и прострелил. Хорошо, стрелки всех быстро поснимали, не то они б из меня окрошку сделали. Ну как потише стало наши станкачи подключились, я сразу за связку схватился…

— Даже перевязаться не попытался?

— Да не до того было — немчуру надо было срочно глушить. Связка так рванула, что меня чуть через стену не сдуло. Я ползком к следующему окну, пулемёты казарму-то насквозь дырявили. Бросил одну гранату, а как следующую начал бросать, гляжу — из окна немецкая колотушка летит, ну я ноги в руки и ходу оттуда на четырёх. Если бы нога целая была то, честное комсомольское, сбежал бы, а так… В общем зацепило меня двумя осколками, хоть я и залёг. Ну а дальше вы выскочили.

— Понятно, его величество случай… Ну, хорошо, давай быстрее приходи в норму и в строй. Пойду дальше руководяжничать.

Выйдя из лазаретной землянки и пройдя десяток шагов, вдохнул и выдохнул полной грудью, освобождаясь от неприятных запахов. Надо ещё раз на карту взглянуть, прикинуть театр военных действий к натуре. Не нравится мне, что гадим мы там где живём, уж очень легко нас вычислить. Справки конфискационные на какое-то время немцев могут ввести в заблуждение, но боюсь, очень ненадолго. Надо сместить область активных операций на юго-восток. Жаль, место дислокации сапёров в этом случае выпадает из сферы действия, ну да пусть пока живут.

Не заметил в думах тяжёлых как прошёл час. В сознание меня привело лёгкое покашливание за спиной. Кто это у нас тут, в дебрях лесных, такой деликатный? Смотри-ка, капитан, однако.

— Товарищ капитан, у вас интеллигентов в роду не было?